Последний автократор Византии Константин XII (род. 8 февраля 1405 г.), сын Мануила II и сербской княжны Елены Драгаш, вступил на престол древней империи в январе 1449 г. Константин уже управлял страной - во время отъезда Иоанна VIII на Ферраро-Флорентийский собор, а до того снискал известное уважение среди греков как храбрый деспот Мореи.
Он не блистал образованием, предпочитая книгам воинские упражнения, был вспыльчив, но обладал здравым рассудком и даром убеждать слушателей. Кроме того, Константину Драгашу были присущи такие редкие для правителей качества, как честность и благородство души.Когда Иоанн VIII умер, деспот Константин находился в Мистре. Беспокойный Дмитрий Палеолог попытался опередить брата и морем добрался до Константинополя, надеясь, что престол достанется ему. Правительство сумело отклонить претензии Дмитрия, имевшего репутацию авантюриста. 6 января 1449 г. в Мистре Константин XII Палеолог Драгаш был провозглашен императором, а в начале марта прибыл в столицу.
Бог плохо хранил Империю ромеев - по сути дела, последний византийский василевс унаследовал столицу с ее окрестностями, несколько островов в Эгейском море и обескровленную войной с турками Морею, откуда султан в 1446 г. увел множество пленных. Путешественники, бывавшие в Константинополе, удивлялись безлюдности великого города. Население столицы со времен античности сократилось в 10 - 12 раз и составляло 35 - 50 тысяч человек. Многие кварталы были необитаемы, большинство дворцов лежало в руинах еще со времен гражданской войны 1341 - 1347 гг. Не составлял исключения и величественный Большой Императорский дворец, на восстановление которого у Палеологов не хватало денег - василевсы жили во Влахернском.
Но Византия, и особенно ее столица, выгодно расположенная и неплохо защищенная, по-прежнему манила османских завоевателей. Да и не только их - на Западе продолжали заявлять о своих правах на ее трон потомки властелинов Латинской державы.
Внутреннее положение империи было очень тяжелым. Торговлю контролировали итальянцы, греков - от поденщика до монарха - терзала бедностъ[1177]. Обострилось противостояние латинофильской и туркофильской партий. Первые стояли за унию и спасение страны ценой покорения папе, вторые (в основном страдавшее от католиков купечество) заявляли, что только турки могут навести в государстве порядок и вышвырнуть из него жадных католиков. И находились еще люди, до сих пор считавшие Константинополь с окружавшими его огородами мировой империей. Вплотную к таким взглядам примыкала наиболее многочисленная группировка - православная, не имевшая, в отличие от первых двух, кроме лозунгов, никакой ясной программы действий.
Стоя на пороге многовековой национальной трагедии, греческий народ был разобщен политической борьбой. Попытки Константина XII заставить православную церковь признать унию, без чего невозможна была западная подмога, натыкались на упорное сопротивление иерархов и простых граждан. Сторонника унии патриарха Григория III Мамму признавала лишь ничтожная часть духовенства, а состоявшийся осенью 1450 г. собор при участии патриархов Александрии, Антиохии и Иерусалима низвел Мамму с патриаршества и последний бежал в Италию. По причине униатства (то есть неправославия, по мнению большинства ромеев) самого Константина XII так и не состоялась его официальная церковная хиротония. Последний император Византии правил и погиб, не будучи венчан на царство. В довершение всего до междуусобных войн доходили ссоры младших братьев василевса, деспотов Фомы и Дмитрия.
Пока в Адрианополе правил Мурад II, Византия пользовалась отсрочкой. Но в феврале 1451 г. султан умер, и османский престол занял его двадцатилетний побочный сын Мехмед II Фатих - «завоеватель», личность в высшей степени удивительная. Он владел, кроме турецкого, четырьмя языками, в том числе латынью и греческим, знал философию и астрономию. При этом Мехмед был патологически жесток, хитер, лжив и вероломен. Это он приказал обезглавить человека, чтобы работавший при его дворе итальянский живописец Беллини увидал, как отличается гримаса лицевых мышц отрубленной головы от изображаемых на картинах. Это он велел вспороть животы четырнадцати слугам, желая найти похитителя дыни из султанского сада. Бисексуал, он имел два гарема - из женщин и красивых мальчиков. И если целью Константина Драгаша было спасение Византии, то Фатих, мечтая о военных подвигах во имя Пророка и лаврах Тимура, поклялся ее уничтожить. Скрытный, как все государи Востока, султан держал замыслы в тайне и набирал войска, пытаясь усыпить бдительность греков ложными уверениями в дружбе и покровительстве.
В Константинополе тогда жил принц Урхан, один из родственников султана и возможный претендент на османский трон, которого Мехмед казнить почему-то не торопился, но отослал от двора подальше, к христианам. Император заявил о необходимости увеличить выплату на содержание Урхана, Фатих счел требование оскорбительным и поводом к разрыву мирных соглашений с Византией. Никто не сомневался, что султан просто использовал, как в известной басне Эзопа про волка и ягненка, первый попавшийся предлог.
С апреля по август 1452 г. османские инженеры с поразительной быстротой возвели на европейском побережье Босфора, в одном из самых узких мест, мощную крепость Румели-Хиссар. С другой стороны пролив уже стерегла выстроенная при Баязиде I цитадель Анатоли-Хиссар. Теперь батареи турок держали под прицелом весь Босфор, и ни один корабль без ведома султана не мог пройти к Константинополю из Черного моря, Геллеспонт же стерег мусульманский флот. Император, протестуя против строительства крепости на греческой территории, направил Мехмеду посольство, но совершенно напрасно. «Я могу делать все, что мне угодно, - с явным презрением ответил Фатих грекам. - Оба берега Босфора принадлежат мне, тот восточный - потому что на нем живут османы, а этот западный - потому что вы не умеете его защищать. Скажите вашему государю, что если он еще раз вздумает прислать ко мне с подобным вопросом, я велю с посла живьем содрать кожу» [5, т. III, с. 294].
Первой силу орудий Румели-Хиссар ощутила на себе итальянская эскадра, не пожелавшая подчиниться приказу спустить паруса. Часть кораблей прорвалась, но самая крупная галера венецианцев, получив несколько каменных ядер, затонула, все спасшиеся моряки во главе с капитаном были казнены.
Снабжение столицы греков продовольствием султан мог прервать в любой момент. В конце августа он лично осмотрел ее величественные укрепления и начал снаряжать армию для кампании, намеченной на следующую весну.
В Константинополе готовились к отпору захватчикам. Город запасался хлебом, дровами и оружием, спешно чинились стены и башни.
Осенью 1452 г. василевс начал переговоры с папой Николаем V. К императору явился папский посланник, ловкий кардинал Исидор Русский, но без солдат, только со своей небольшой охраной. Запад не торопился реально помочь Византии, лишний раз не желая тратиться. Мысль о возможном падении Константинополя казалась в Риме, Париже, Лондоне или Венеции абсурдной, настолько все свыклись с его незыблемостью. Помощь, конечно, готовились прислать, но немного и позже. Фактически она не была готова даже тогда, когда город был взят. Не выделили войск брату и морейские деспоты. Лишь отчаянный генуэзец Джованни Джустиниани Лонг привел семьсот добровольцев на двух галерах, и Константин XII пообещал ему остров Лемнос, если столицу удастся отстоять.
12 декабря 1452 г. кардинал Исидор отслужил в св.Софии мессу по униатскому обряду. Жители шумно выражали свое недовольство: «Не нужно нам ни помощи латинян, ни единения с ними». Глава туркофилов мегадука Лука Нотара бросил в те дни пророческую фразу: «Лучше увидеть в городе царствующей турецкую чалму, чем латинскую тиару!»
Во Фракии вовсю шла подготовка к штурму греческой столицы. В мастерской близ Адрианополя венгр по имени Урбан, не согласившийся в свое время остаться на службе у нищего Драгаша, делал султану пушки. В начале 1453 г. была готова самая большая, способная палить каменными ядрами в 1200 фунтов (ок. 400 кг)[1178]! Для передвижений этого монстра требовались две сотни людей и шестьдесят пар волов.
К середине марта огромная (по данным различных историков, от восьмидесяти до трехсот тысяч человек) турецкая рать была готова. Эскадра в несколько сот военных и вспомогательных кораблей ждала только приказа выйти в море. Месемврия, Анхиал и Виза были без особого труда покорены султаном, из фракийских городов под властью Палеолога остались Силим-врия и Эпиваты. Секретарь и друг императора Георгий Сфрандзи, оставивший впоследствии яркие воспоминания об осаде Константинополя, произвел по указанию государя перепись всех мужчин города, способных носить оружие. Результаты подсчетов - 4973 грека и около двух тысяч иноземцев[1179] - оказались настолько удручающими, что Константин велел хранить их в тайне.
На рейде столицы, за вычетом нескольких бежавших в преддверии турецкой осады, осталось двадцать шесть кораблей: по пять - венецианских и генуэзских, три - с Крита, по одному - из Анконы, Каталонии и Прованса, и десять императорских. Их команды поклялись не бросать Константинов град в беде и стоять до конца. Все трудоспособные жители с воодушевлением приводили в порядок заваленные разным хламом рвы и латали древние стены. И только население Галаты держало граничивший с предательством нейтралитет. Впрочем, к концу осады галатцы уже открыто помогали Мехмеду.
В конце марта 1453 г. на окрестных холмах появились первые разъезды султанской кавалерии, а вскоре и части легкой турецкой пехоты. Османы полагали, что греки в страхе перед ними попрячутся по домам, но просчитались. Утром второго апреля христиане, руководимые своим храбрым императором, предприняли вылазку, перебили несколько десятков врагов и, ликуя, возвратились в город. Настроение осажденных поднялось, и когда в четверг 5 апреля к стенам города подошли заполонившие предместья главные турецкие силы, мысли защитников не были мрачными.
Надежды осажденных имели под собой основание. Во-первых, все солдаты Драгаша - как греки, так и латиняне, были превосходно вооружены и более или менее обучены вести бой. Во-вторых, город имел мощные двойные стены с пушками (правда, старыми) и метательными машинами. В распоряжении христиан имелись и запасы «греческого огня». Столица была заранее снабжена всем необходимым - от хлеба до арбалетных стрел, парусов и селитры. В-третьих, большинство населения горело решимостью скорее погибнуть, чем сдаться. И наконец, в-четвертых, император рассчитывал на обещанные папой и венецианцами войска. Султан предложил Константину XII оставить Константинополь в обмен на удел в Морее, за неприкосновенность которого мусульманский владыка клятвенно ручался, но василевс отверг план Мехмеда.
7 апреля заговорили турецкие пушки - началась долгая бомбардировка Константинополя. Мехмед II расположил армию вдоль всей линии стен – от Пиги до Золотого Рога. В центре, на наиболее уязвимом участке против ворот св.Романа, на холмах, была разбита ставка султана, окруженная десятью тысячами янычар. Против укреплений Феодосиевой и Ираклиевой стены действовали четырнадцать батарей, а возле ставки Мехмеда Урбан установил суперартиллерию - своего рода монстра и два других орудия, немногим поменьше.
Первое время обстрел не давал желаемого эффекта. Бомбарда Урбана - надежда Фатиха - могла стрелять всего три-четыре раза в день, а наводчики у этого, да и прочих орудий были плохие. Большая часть ядер не долетала до стен, придвинуть батареи к городу было опасно из-за возможных подкопов и вылазок христиан, а увеличивать заряд турки боялись - не выдерживали стволы. Османы сумели лишь взять приступом два небольших замка в предместьях - Ферапии и Студиос. Несколько десятков пленных, оставшихся от их гарнизонов, султан распорядился посадить на кол. Греки же предпринимали частые нападения на зазевавшиеся турецкие отряды, и эти вылазки, проводимые нередко при участии самого василевса, приносили османам значительное беспокойство.
Однако вскоре вылазки прекратились - солдат катастрофически не хватало даже для отражения частых приступов по всей линии укреплений. «Турки же все места бьяхуся без опочивания, не дающе нимала опочити грацким, но да ся утрудят, понеже уготовляхуся к приступу...» - записал русский летописец Нестор Искандер, в те дни - солдат турецкого вспомогательного войска [57, с. 8]
18 апреля Мехмед сделал первую попытку организованного штурма. Шедшие на приступ турки, ожидая легкой победы, куражились и горланили песни «и прикатиша пушкы и пищали многие, начата бити град, такоже стреляти из ручниц[1180] и из луков тмочисленных; гражане от бесчисленного стреляния не можаху стоати на стенах, но западше ждаху приступу, а инии стреляху из пушек и пищалей ... и многы турки убиша» [57, с. 8]. Османы бежали, оставив гнить во рву и периволосе сотни трупов. Точно так же завершились и другие приступы, защитники с завидным постоянством сбрасывали штурмующих в ров. «Было удивительно, - вспоминал Сфрандзи, - что, не имея военного опыта, они [греки] одерживали победы, ибо, встречаясь с неприятелем, они делали то, что выше сил человеческих» [132, III, с. 192]. И действительно, приходится удивляться. Осада Константинополя была крупнейшим событием XV в., по масштабам применения новейших способов ведения войны, связанных с пороховой артиллерией, она не знала равных, перевес турецких сил был десяти- и более кратный, а на городских стенах, выстроенных еще в V столетии, под началом Константина XII и его придворных сражались в основном даже не профессиональные воины, а одетые в доспехи горожане - купцы и их слуги, ремесленники, монахи и даже ученые. Малочисленные солдаты Палеолога после боя валились с ног от усталости, а Морские стены стояли без охраны, так как на них вообще не хватало людей.
20 апреля среди волн Пропонтиды показались четыре корабля с крестами на мачтах, три генуэзских и греческий, груженные продовольствием и с несколькими сотнями волонтеров на борту[1181]. Османы выстроили перед ними полторы сотни судов, и почти на целый день затянулся неравный бой. На христиан, метр за метром пробивавшихся к перегороженному стальной на деревянных поплавках цепью входу в Золотой Рог, обрушился ливень стрел и камней. Однако умение вести морское сражение у ромеев и итальянцев оказалось несоизмеримо выше, да и в техническом отношении их галеры далеко превосходили турецкие. Одно за другим суда османов, получая повреждения, отваливали из боевой линии, на некоторых вовсю бушевали пожары. Мех-мед II, наблюдавший с берега за неуклюжими действиями своих капитанов, пришел в ярость. Не помня себя, он направил коня в море и очнулся лишь когда вода подступила к седлу. Вечером все четыре христианских корабля, выбрав момент, проскочили в бухту, и цепь завели снова. Ликованию жителей города, на чьих глазах свершилась блистательная победа, не было предела. Византийцы и генуэзцы потеряли лишь несколько человек, мусульмане несоизмеримо больше, а султанского адмирала от неминуемой казни спасли лишь полученные в бою тяжелые раны.
Через день, построив сухопутный волок, турки ночью перетащили в Золотой Рог восемьдесят своих кораблей, которые защитники с ужасом увидели на рассвете 22 апреля. Генуэзцы Галаты, мимо стен и башен которой мусульмане перемещали суда, не сделали и попытки воспрепятствовать им. Когда же спустя неделю отважный капитан Тревизано попробовал ночью с несколькими добровольцами сжечь флот турок, галатцы, которым этот план стал известен, выдали его султану. Османы заблаговременно навели пушки и ночью расстреляли смельчаков в упор. Галера Тревизано затонула у берега, захваченных матросов турки казнили утром на глазах императора. В ответ взбешенный Драгаш распорядился обезглавить две с половиной сотни пленных мусульман и выставить их головы на стены...
Свежие комментарии