Чем болеет интеллигенция

Священник Владимир Вигилянский: "Многими интеллигентскими болезнями я сам переболел" 
– Отец Владимир, Вы закончили Литературный институт, долгое время работали журналистом. Ска-жите, какими ветрами Вас занесло в Университетскую церковь? 
– Во - первых, я журналистом как - то не очень много работал. Последние 10 лет перед рукоположе-нием я был просто профессиональным редактором.

Работал два года в журнале "Огонек", год в газете "Нью - Йорк Таймс", в некоторых других журналах и издательствах, в том числе в православном издательстве "Скиния". А что касается моего пути в Церковь, то он начался еще 16 лет назад, когда я крестился. За это время я, надеюсь, стал профессиональным прихожанином, то есть человеком, кото-рый регулярно посещает храм, молится, исповедуется, в общем, участвует во всех таинствах Церкви. Принять священный сан было моей давней мечтой, но меня благословили не искать его самому, од-нако и не отказываться, если предложат. И когда год назад мне предложили стать священником, то я с радостью согласился.
– Но что значит быть священником в Университетском храме?
– Конечно, задача пастыря в таком месте, как Московский университет, очень сложна, поскольку че-ловек образованный – это человек особый. Это человек всегда сомневающийся, борющийся не толь-ко с самим собой, но и с мнениями окружающих, это человек, подверженный многим интеллигент-ским болезням и вирусам, которые появились еще в прошлом веке. С такими людьми работать чрез-вычайно интересно, но и очень сложно. Я сам из этой среды, я сам такой же, так же болел всякими разночинскими, интеллигентскими, либеральными и демократическими болезнями, сам многие по-следствия этих болезней преодолевал в себе, многие преодолел, многие со скорбью вижу в себе до сих пор.
– Какая же основная, на Ваш взгляд, интеллигентская болезнь?
– Основная интеллигентская болезнь– это попытка переложить законы общества и государства на Церковь. Безусловно, было бы ошибкой думать, что законы Церкви также годны для государства. Я считаю, что и это неправильно. Но что, например, современный либеральный интеллигент хочет ви-деть в Церкви. Конечно, такую же гласность, как и в обществе. Он хочет, чтобы царские врата были всегда открыты, чтобы тайные молитвы священник читал вслух, он хочет полного равноправия, чтобы и прихожанин, и посвященный, имеющий благодать священства, были одинаковы в своих тайнодей-ствиях и молитвах. Интеллигенту - либералу не нравится, что в Церкви есть иерархия, степени посвя-щения, некие тайные молитвы…
– Это скорее симптомы, чем болезни.
– Да, это внешние проявления, которые, в принципе, понятны и довольно легко исцеляемы. Есть, ко-нечно, и более глубинные болезни, которые несет в себе интеллигенция. В первую очередь, гордыня. Это особая, ухищренная гордость – гордость, которая умеет скрывать себя, умеет облекаться в личину всяческих добродетелей, даже смирения. Это не гордость простодушного человека, это гордость че-ловека искушенного, человека, может быть и стесняющегося своей гордости, но не желающего с ней расставаться и даже культивирующего ее в себе. Ведь у внецерковной интеллигенции честолюбие, тщеславие – это не бранные слова. Наоборот, многие люди говорят: "Это очень тщеславный человек", – в том смысле, что он хороший, достойный человек. Про писателя говорят: "Это был большого често-любия человек", – как похвала. На самом деле, по церковным и нравственным канонам это грехи.
– На мой взгляд, особенно хорошо видны эти болезни в прессе и вообще в средствах массовой ин-формации. Поскольку Вы были близки к этой среде, то, наверное, знаете, в чем они выражаются?
– В первую очередь, они выражаются в том, что люди рассуждают и судят о чем - то, не имея доста-точного опыта и искушенности в этих вопросах. Не в похвалу себе, но просто как констатацию факта могу сказать, что за 10 лет своей журналистской деятельности я не написал, пожалуй, ни одной статьи о Церкви, потому что всегда считал себя человеком, не вполне понимающим все процессы, происхо-дящие в ней. Ведь в религиозной жизни много скрытого, потому что здесь человек наедине с Богом. И вот многие судят об архиереях, о Патриархе, совершенно не понимая, что первое предназначение предстоятеля Церкви – это молитва за всех чад, за все государство и за весь мир. Эта область в нашей журналистике даже не берется во внимание. Смотрят только на внешние проявления, частные вопро-сы. Да и вообще пишут о Церкви как о некоем общественном институте, совмещающем в себе не-сколько министерств – культуры, соцобеспечения, образования и просвещения, упуская главное – что это Дом Божий.
– Да, наши журналисты очень любят писать о том, чего они не знают.
– К сожалению, это так. В данном случае я мог бы привести интересное письмо, которое прочитал лет 15 тому назад в парижском журнале "Вестник Студенческого христианского движения". Это письмо Николая Бердяева Льву Шестову. Он упрекает своего друга за то, что тот написал работу о христианст-ве. Сам Лев Шестов принял иудаизм. И вот Бердяев пишет ему в письме (а он очень любил Шестова, своего друга): "Лева, что же ты делаешь? Ты человек искушенный", – я пересказываю своими словами, передаю только смысл. – "Что же ты делаешь? Как же ты можешь судить о том, чего ты не знаешь? У тебя же вообще не было христианского опыта. Как же ты можешь судить об этом? Никакой ум, никакой талант, никакая душевная изощренность тут не поможет. Многие вещи познаются только че-рез опыт, нельзя о них узнать просто по книгам – это огромная ошибка". Тот же самый упрек я могу предъявить и многим журналистам…

Со священником Владимиром Вигилянским беседовал Владислав Томачинский
"ТД", №6, 1998