Печать отца Киприана
Об этой чудодейственной вещице знают в Чечне практически все. Печать сия нашла своё место в окопной церкви фронтового священника отца Киприана — (переделанной из разгрузки) весом более 10 кг. Есть в этой церкви и малый водосвятный крест, и флакон со святой водой из Иордана, и кадило, и ладан с углями, и кропило, и крестики, и свечи, и богослужебные книги, и иконы.
Одна икона — Ангела-хранителя, была написана специально для отца Киприана суздальским иконописцем. Вторую икону в январе 1995-го во время штурма Грозного спасла из огня разведка Софринской бригады, поэтому в честь спасителей её и назвали — Софринская Божья Матерь.Здесь же, в «разгрузке» нашла своё место коробочка, где хранится эта знаменитая печать. Так что, разузнав о последней, журналисты всячески интригуют своих читателей потрясающими фактами из чеченской хроники. Действительно, ну как тут не призадуматься, если, скажем, её крест-оттиск, оказавшийся в военном билете, на всю оставшуюся жизнь становится настоящим талисманом. Проверено множество раз — эта печать на той проклятой войне действительно спасала от смерти.
Фронтовой священник — это новость.
Хорошая новость, потому как, если рядом есть батюшка, солдат свой выбор между капитанскими или майорскими звёздочками часто делает в пользу креста. И вот почему. Дело в том, что война до предела обостряет смысл жизни и человеческую сущность. Если, скажем, кто из офицеров не живёт солдатской жизнью, не спит в окопе или на блок-посту, не защищает первогодок от «дедов», то к нему солдат со своим сокровенным вряд ли подойдёт. Другое дело — священник.
Например, к отцу Киприану, к Бате-батяне, и солдат, и майор, и, бывает, генерал — все идут, причём, в любое время суток. Чаще ночью, когда есть подходящее время для исповеди.Отзываясь на «Батяню», отец Киприан давно согласился с преемственностью афганских традиций, когда батальоный или ротный, если душой и телом был за солдата, вернее, становился между солдатом и смертью, незамедлительно и навсегда становился Батей.
Со своими светскими ф.и.о. он простился в 1991 году в Суздале, приняв монашеский постриг сразу после подписания Беловежских соглашений и развала могучего СССР. К сожалению, ему, инвалиду-интернационалисту, в ГУЛАГе познавшему ещё ребёнком изнанку жизни и отныне решившему бороться с врагами Родины силой молитвы, так и не довелось забыть что он воин. Теперь же война чеченская, словно в насмешку, вернула ему, уже игумену, нецерковное имя — «Боёк-15». Если этот позывной прозвучит в эфире, значит, поймавшие сигнал российские солдаты могут спокойно спать, ехать в колонне, идти в разведку. Рядом с Киприаном-Пересветом не страшно. Отец он у солдат родной, настоящий талисман, выпросит у Бога и на сей раз удачу.
На взгляд материалиста, такое чувство уверенности, скорее всего, от присутствия закалённого в боях-походах человека. Скажешь об этом отцу Киприану, он согласно кивнёт и добавит: «Господь даёт Крест и одновременно силу Крест нести. Да за нас молилась вся Рать Небесная и все Воины, ушедшие на небо! Мы потомки Святых земли русской, в нас течёт их кровь!»
Действительно, Вера и его, Киприана, жизненные навыки пригодились особенно на первой чеченской войне, когда призывников-желторотиков надо было учить премудростям боевой жизни. Самое страшное то, что примерно 75% от общего числа погибших (а их — десятки тысяч!) умирали не в бою, а по халатности и разгильдяйству. Словно дома во дворе с петардами, они играли на войне с оружием да с боеприпасами.
Не выветрилось из памяти, сколько раз кричали-вопрошали газеты, почему на той войне нет инструкторов-профессионалов, почему не призывают контрактников, почему, почему, почему… Просто, — отвечал дембель, выживший и вдоволь помесивший «чеченский асфальт» — размокшую скользкую грязь, — Москва командовала той войной. Отмывала деньги и играла в политические шахматы.
То, что солдаты — пушечное мясо — никому не были нужны, это уж точно. Увы, продажные политики не давали военным решать боевые задачи так, как им это было видно в бинокль. Да и среди офицеров было очень мало настоящих мужчин, кто наперекор командиру мог, например, не согласится с приказом «заказанного» боя — когда между двумя российскими частями нужно было инсценировать настоящий бой. Дескать, пусть журналисты снимают на камеру, а правозащитники нюхают порох и видят страшные потери Российской армии.
Священник вызывал дикую злобу и ненависть у «предпринимателей от смерти» одним только тем, что невольно становился свидетелем неприкрытого бизнеса на жизнях военных и мирного населения с обеих сторон. Особенное гонение на него началось после того, как Батя, отстаивая честь и достоинство воинов группировки, в прямом телеэфире из Грозного назвал войну в Чечне «мафиозной разборкой на кремлёвском уровне!». Посыпались огульные публикации в СМИ. «С верху» поступила команда убрать Киприана из Чечни, а не получится, так пристрелить. Однажды его даже бросили в наш «фильтр» — для устрашения, но не захотели настоящие воины МВД до конца выполнить «приказ» Березовского, в чей адрес прозвучало Батино обвинение в организации работорговли. Не получилось вырвать Батю из рядов российских воинов, из их сердец. Да и был он там, в окопах, на передовой — туда, как правило, «услужливые исполнители» носа не кажут. А ещё прихвостни Березовского знали, что от ребят за Батяню можно запоминающе получить по шее.
Нынче Киприан-Пересвет эту тему не обсуждает, понимает — сегодня что-то доказывать и кого-то обличать бесполезно! Хотя именно таким мерзавцам в первую очередь надо бы напоминать — каждому по делам его воздастся. Не получится на этом, так на том свете уж точно отчитается…
О том, как Господь слышит молитву о воине, знают не только матери или любящие жёны. Сила молитвы, идущая из сердца человеческого, знакома и самим солдатам. Скольких отец Киприан привечает, когда в гарнизоне по-мирному тихо, скольких видел в окопе на Божественной литургии рядом с собой, скольких исповедал-причастил, а скольких спасла Иисусова молитва, которую он научил говорить сердцем?!.
«Господи, спаси и сохрани!». Кроме этих трёх слов, четыре раза побывавший в чеченском плену, смотревший в глаза самому Хаттабу, шесть раз его выводили на расстрел, отец Киприан мог бы и «чехам» прочитать весь Молитвослов или Псалтырем научить жизненной правде. Да только ваххабитам ли слушать сказочного исполина, имеющего Крест священника на Георгиевской ленте, а также 17 боевых наград и несчётное количество шрамов от пуль-осколков? Им бы ломать-рвать такого пленного, да где уж там! Жутко злились, когда гестаповские методы не страшили его. Не понимали, почему скольких попов они без проблем изуродовали-обезглавили, этот же словно из железа сделан. И боевики теряли свой пыл, и пули, пущенные в упор, уходили всегда в «молоко»! Дешёвые душонки, сами готовые в критической ситуации на предательство и подлость, они по себе мерили этого человека, которому предлагали пустяк — примешь мусульманство, а мы сфотографируем, когда будешь делать намаз, потом можешь уходить к своим. В ответ — красноречивый плевок. Второй раз не предлагали.
Не раз бывало, Батя самовольно ходил по ваххабитскому селу, доставал из ямы-зиндана самого изуродованного пленного солдата и, не обращая никакого внимания на грозные окрики, спокойно шёл со своей драгоценной ношей к российским позициям. Не кланялся он пуле и когда ходил по «чеченскому асфальту», выискивая на поле боя раненых, которых словно малых деток переносил в санчасть. Уж кому-кому, а назойливым репортёрам быть бы рядом с ним в такие минуты, причём, просто так — без камеры и диктофона, увидеть мгновенья, когда умирает молодая жизнь. Её вымаливают мальчишечьи губы: «Батя, я жить хочу!..». А священник — разве он всемогущ или он бессердечный, каменный? — тоже плачет и тихо утешает: «Ты теперь никогда не умрёшь, мой мальчик, ты теперь вечно живой».
Каждую ночь у отца Киприана о новомученниках многочасовые молитвы.
Наверное, у него самый длинный помянник о воинах, убиенных в Чечне. Десятки тысяч солдатских и офицерских имён, которые он называл, обращаясь к крепким, молодым, повидавшим военного лиха. Почти всех хоронил своими руками, зазубривая могильные координаты. Вот закончится война, даст родным весточку, тогда и похоронят сына, мужа, внука по христианскому обычаю. Пока же говорить об этом нельзя — слишком много подонков на костях русских воинов хотели бы сегодня делать бизнес. Проклятая, позорная война, обнажившая всю порочность человеческой натуры! Но бой ещё не проигран. Слава Богу, теперь и со Святой горы Афон будут звучать его, Бати, молитвы о России. А это уже кое-что значит.
Сегодня у отца Киприана есть большая работа. Если война на время отпускает, то строит в Калужской области в честь живых и мёртвых скит и часовню, на куполе которой будет растянут присланный морпехами Андреевский флаг с кормы боевого корабля. На эту стройку, да ещё в Батину московскую келью приезжают со всей России отслужившие и действующие военные, их родные, а также матери погибших. Как и в Чечне, им хочется рядом с Батей помолится, поговорить с Господом Богом, попросить у Него помощи. Бывает, Батя и сам колесит на своей надёжной «Ниве» по городам и весям Отечества. Навещает в дальних и подчас недоступных уголках страны своих раненых однополчан. Можно только представить их огромное удивление и безмерную радость. Поверьте, ради этого мгновенья можно и 1000 км отмахать. Главное — подарить дорогим воякам одни сутки из своей напряжённейшей жизни.
И напоследок ещё несколько слов о Киприане-Пересвете. Специально для тех, кто, узнав что игумен в Москве, будет стучаться в дверь его московской крохотной квартиры, которую он категорически называет кельей. Постарайтесь, господа-товарищи, прямо у порога справиться с лёгким шоком и не задавать хозяину лишних вопросов. Ведь дома у Бати, как и в его церкви-разгрузке, всё по-монашески просто — деревянная скамья, киот и… домовина (гроб) из толстых досок. Последняя — в традициях русских монахов. В ней, засыпая, хозяин спешит жить. Никто не знает, может, уже завтра по зову своего сердца он опять отправится туда, где будут снова гибнуть наши дети, где кто-то, смущаясь своей просьбы, вновь попросит, как прежде это делали другие: «Батя, пропечатай вот тут своим крестом!». Ну куда Бате от традиции деться? Улыбнётся, достанет из коробочки свою легендарную печать и тиснет военный билет, благословляя мальчишку-новобранца иль поседевшего полковника на долгую-предолгую жизнь.
Ирина ДАВЫДОВА
«Православное издательство»
Свежие комментарии