Остро стоял и стоит греко-русский вопрос. Хотя сейчас острота его скрыта, потому что русские полностью сдали свои позиции. В этом-то и вина русского священноначалия и патриарха, которого уже перестали поминать на Афоне [ 26 ], в отличие от сербского патриарха, поминание которого и не думают прекращать в Хиландарском монастыре. Справедливости ради надо отметить, что единственным иерархом, который пытался активно вмешиваться в афонскую жизнь, был митр. Никодим (Ротов). Хотя нам, конечно, неизвестны причины такого внимания. За относительно небольшой срок нами утрачены Свято-Андреевский скит, Ильинский скит (в лице зарубежной церкви), Каруля и не счесть, сколько келий и калив. По данным на 1902 год на Афоне была 31 русская келья [ 27 ], 183 русские каливы. Всего монахов 3.615 человек, а греков меньше — 3207. В Кромнице проживало 250 человек, в скиту Новая Фиваида — 150 человек, на Каруле спасалось около 40 русских. Такое соотношение, быстро меняющееся в сторону увеличения русского монашества, весьма не нравилось грекам. Греческое монашество в лице своих, конечно же, не лучших представителей всегда плохо относилось к монахам других национальностей. Всегда остро стоял греко-славянский вопрос. Особенно остро это стало ощущаться в прошлом веке по причине, во-первых, роста греческих националистических настроений, и, во-вторых, из -за большого притока русских. Яркой иллюстрацией являются всем уже известные события в Пантелеймоновом монастыре в прошлом веке. Монастырь пережил настоящее смутное время. Греки никак не могли допустить, чтобы в русском монастыре был русский игумен. Да, что там, никакой должности не хотели давать русскому монаху. Когда же законным образом был избран первый русский игумен, то кучка националистов возбудила греческую братию и отправила делегацию в Константинополь к патриарху, но дело выиграли русские, и монастырь получил первого русского игумена Макария (Сушкина). Эта история приводится почти во всех нынешних книгах о Пантелеймоновом монастыре. А о том, что это был только маленький эпизод из деятельности греческих националистов, стыдливо умалчивается. Проблема эта настолько серьёзна, что иным фактам просто невозможно поверить, как-то например: “ В конце прошлого века [ 28 ] в старом Руссике греки перерезали всех русских и закопали их библиотеки и иконы. Но тени убитых стали беспокоить совесть греческую, и они покинули Руссик” [ 29 ] . Вероятно, это только страшная легенда, но удивительно само по себе состояние истории русского Афона, когда невозможно опровергнуть или принять эти сведения. Почему-то этой историей никто долгое время не интересовался. Но следующий факт несомненен: “Недавно Ксенофонтский монастырь оттягал у Руссика целый скит, и тамошние греки из опасения, чтобы скит опять, как-нибудь не перешёл во владение Руссика, стали истреблять в нём всё русское. При этом они жгли и закапывали в землю русские книги, рукописи, иконы, даже сосуды с русскими надписями, чтобы и русского духа в скиту не осталось”. [ 30 ] Один старый монах передал болгарскому публицисту Даскалову слова греческого монаха: “Не успокоюсь до тех пор, пока не уничтожу хоть одного русского” [ 31 ]. Все эти действия, подобные этническим чисткам современных албанцев в Косово, с трудом укладываются в голове.
Справедливости ради надо отметить, что ныне во многих монастырях, скитах и кельях греческие монахи с радостью показывают русские иконы, сохранившиеся от прежних обитателей. Может быть, и не стоит ворошить отдельные негативные факты? Едва ли, потому что и в нынешнее время все эти проявления не прекратились, а хорошие монахи, не отравленные национализмом, были во все времена. Если отворачиваться от действительности, то этим способом она никак не исправится, а просто мы лишимся правильного представления о ней. И как уже было сказано в начале статьи, рано или поздно все эти противоречия будут использованы нашими врагами. Яркие описания греко-русских и прочих национальных конфликтов мы найдём у здесь уже упоминавшегося богохульника Семёнова. Нарисованные им картинки, коверкающие действительность и абсолютизирующие недостатки, легко пошатнут веру у слабых христиан, привыкших смотреть только на красивые афонские виды. Подобный эффект уже производят становящиеся известными факты содомии некоторых епископов и клириков.
Указание на одну из причин национализма греков можно найти у того же Благовещенского: “В Руссике один монах сказал: мы прежде были светилами мудрости земной, мы выработали начала науки и искусства; но потом разные варвары разграбили у нас это богатство. Остались у греков только гордость и честолюбие народное и этого наследия предков не отнимет у нас никто...”
Плохо, когда единственными богатствами народа становятся гордость и честолюбие. Длительное владычество турок привело к обострению националистических чувств у греков. И национализм на какое-то время совершенно отравил сознание греков, что привело к трагическим последствиям для Афонской Горы. Освободительная борьба, начатая братьями Ипсиланти, требует специального исследования, и нелегко дать ей оценку. Но, бесспорно, участие в ней монахов привело к многочисленным отрицательным последствиям. “Потом постигло и всеобщее для всей Горы бедствие вследствие вражды между греками и турками, особенно тяжело отразившееся на судьбах Руссика, прискорбных и без этих вышеупомянутых обстоятельств”. Так слишком деликатно рассказывают современные источники о том периоде. Но, к месту ли такая деликатность? Не вредна ли она для современного человека, тем что не даёт разглядеть настоящее? Посмотрим некоторый дореволюционный материал под названием “Бедствия, накликанные самими афонцами”. “ В 1821 году произошло восстание греков. Монастыри были наполнены оружием: пушки в башнях и в прозорах стен имели свои боевые заряды, в монастыре Есфигмен отливаемы были пули, канал Ксероксов был вновь перекопан и укреплён завалами из дерева и камня, и Афон сделался полуостровом. До 6000 греков и их жён укрывались в пещерах и лесах Св.Горы и получали скудную пищу из монастырей, а допитывались кореньями и листьями древесными; наконец, отправлены были на парусниках два отряда для взятия сперва Коваля и потом Солуня. Лучшие духовные старцы не одобряли этих предприятий. Поход на Ковалу кончился тем, что турки отрубили головы вышедшим на берег. Лодки отплыли обратно, а Паша с 4000 солдат прибыл на Афон к Ксероксову каналу, а после незначительной перестрелки рассеял воителей, перешёл канал и стал лагерем у первой возвышенности Афона Мегали вигла (Большая стража). Из всех монастырей монахи разъехались в разные страны. Почти опустелый Афон покорился Паше и был обезоружен, а мужья с жёнами возвратились в свои деревни. 10 лет турецкие малые отряды жили во всех монастырях Афона и сторожили дух эллинского возмущения. Десять лет афониты пребывали в разных странах и преимущественно в Греции (на Святой Горе оставались немногие старцы). В 1831 году Турция оставила Афон, монахи вернулись в обители и учредили празднество в неделю ап Фомы и особую службу в память освобождения Св. Горы.” [ 32 ]Благовещенский рассказывает, что сам разговаривал с одной поселянкой, которая во время этих событий проживала на Афоне. Женщинам в это время на Афоне дозволялось жить, только не подходить близко к обителям. А как же вековой запрет? Ведь даже турки воспрещали женщинам бывать на Афоне и, по рассказу Святогорца, бедный ага там томился по служебной надобности без своего гарема. А греческим националистам-авантюристам этот запрет был нипочём. Более того, и в гражданскую войну уже в нашем столетии на Афон так же точно хлынули крестьяне с жёнами. А Гитлер-то, подобно туркам, запретил вход на Афон женщинам и, вообще, мало досаждал Афону. По воспоминанию старых монахов, немецкие солдаты, заходя в Пантелеймонов монастырь, оставляли оружие на пристани. А единственная память о немецком владычестве — башня на пристани Великой лавры. Получается, что больший вред афонским монастырям наносили греческие националисты, а не Гитлер с турками. Так оно и должно было быть, потому что Господь силен внушить добрые мысли даже самым отъявленным злодеям. Заражённые же национализмом греческие монахи отложили своё упование на Господа и вместе с некоторыми мирскими деятелями уже думали о больших должностях в новом государстве. За это великое наказание и пришло на Афон. Что остаётся добавить? Остаётся только спросить, почему и русские исторические описания Афона стараются не заметить этих поучительных событий? Может быть, греки осознали свои ошибки . Ничуть . В современной книжке об Афоне, написанной одним греком на русском языке, читаем: “ Греческая национально освободительная революция 1821 года не могла не оставить в стороне афонских монахов. Они внесли большой материальный вклад в дело подготовки революции и во многих случаях взяли в руки оружие для борьбы против ненавистного врага. Спустя десятилетия монахи возвращаются на Афон к разрушенным турками обителям и начинают восстанавливать их”. [ 33 ] Подтверждение тому, что и после этого страшного урока увлечение национализмом не оставило греческих монахов, мы видим из дальнейшей истории Афона.
Так, когда началась другая авантюра в 1897 году, Афон опять оказался в центре событий. Хотя он был вне опасности военной, но оказался в самом центре событий в духовном смысле. И опять искушение национализмом захватило греческую душу. Среди греческих монахов развернулась агитация, активно проводимая некоторым народным обществом (“эфники Этерия”), которое и втянуло Грецию в очередную авантюру. И греческие монахи тут же сбросили с себя монашеские одежды и отправились в греческую армию. Таких оказалось не менее 300 человек. То, что иноки так просто променяли духовную брань на физическую, считая последнюю более эффективной, говорит о плачевном состоянии греческого монашества в то время. Дух национализма захватил и более почтенных монахов, и дело дошло до того, что даже Протат прекратил свою работу, и в то время афонская республика оказалась фактически без власти, так как не было известно когда антипросопы снова смогут собраться вместе. Ведь национальный конфликт был гораздо шире и глубже, чем неприязненное отношение греков к русским или болгарам (так же, как, впрочем, к грузинам, сербам, румынам, то есть ко всем национальностям). Неприязнь дошла до того, что среди самих греков произошло разделение на греков “элладских” и “турецких”. Первые составляли в то время братства монастырей: Дионисиата, Кутлумуша, св. Павла, Есфигмена. “Турецкие” греки населяли Лавру, Иверон, Ватопед. Вероятно, это разделение и было причиной паралича Протата. Грекам-фанариотам сильно вредила освободительная борьба Эллады. До сих пор некоторые греки сетуют, что авантюра 1821 года подорвала мощь фанариотов, которые уже фактически держали в своих руках бразды правления турецкой империи.
Самое страшное, эти настроения отразились и на отношении к русским насельникам. В действительности, уже накануне этой войны афонские греческие монахи собирались на совещание, намереваясь в случае объявления войны неожиданно напасть на русских монахов и всех их перебить, а над русскими монастырями водрузить греческое знамя [ 34 ]. Этого не произошло: планы остались планами. Но сильное возмущение в среде греческих националистов-монахов вызвали слухи, пришедшие с острова Кандии, где русской эскадре, чтобы спасти Грецию от полного разгрома, пришлось участвовать в усмирении греческих повстанцев. Из-за всяких легенд и преувеличений положение было чревато очередной вспышкой. Потом, правда, греческие командиры, когда оккупировали Афон в 1912 году, благодарили Россию в лице русских монахов, что Греция была спасена вмешательством нашей великой державы. Но Бог миловал и, более того, возникшая напряжённость имела положительный результат — объединение русских афонских иноков в братство русских келий.
Национальные конфликты иногда выливались в настоящие побоища. И это могло поколебать веру людей, идеализирующих афонское монашество, забывающих или не знающих о другой брани, никогда незатихающей на Афоне — брани с духами, в которой не всегда люди бывают победителями. Об одном таком побоище, очевидцем которого был он сам лично, писал в софийской вечерней газете в 1904 году известный в Болгарии публицист и литератор П.Даскалов. “На второй день Пасхи из протатского храма выносится чудотворная икона [ 35 ] . Крестный ход останавливается и в Андреевском скиту, и там служится молебен. В благодарность русские монахи угощали греческих, давали им подарки и даже деньги. В прошлом году почему-то греки не приносили икону в русский скит. Но в этом году они заранее известили русских, что по старому обычаю остановятся в этом скиту. Получив это известие, русские ещё заранее послали в Карею угощение, подарки и деньги. Но когда крестный ход направился к Андреевскому скиту, он был остановлен на середине дороги толпою греческих монахов, вооружённых кинжалами, ножами и револьверами. Завязалась рукопашная между теми и другими греками.
— Зачем вы несёте русским икону, — закричали вооружённые греческие монахи. Набросившись на своих собратьев, они многих избили и ранили… Сопровождающие крестный ход монахи в испуге разбежались. Икону рвали на все стороны…. Револьверные выстрелы подняли тревогу в Карее, откуда на место происшествия прибыли турецкие полицейские власти. Русские же монахи Андреевского скита, вышедшие навстречу крестному ходу с чудотворной иконой, возмутившись, случившимся вернулись в скитский собор и отслужили молебен без иконы”.
Противоречия между греческими и русскими монахами, кажется, лежат уже в самом взгляде на монашескую жизнь [ 36 ]. Русские монахи стали активными проповедниками общежительного устава. Даже кельи быстро превращались в маленькие монастыри. У греков общежитие в те времена находилось в упадке [ 37 ], идиоритмические монастыри иногда проповедовали роскошь и беззаботность. Многие, писавшие в прошлом веке об Афоне, отмечают, что по внешнему виду можно было легко отличить, к какому монастырю принадлежит монах. В прошлом веке идиоритмические монастыри преобладали над общежительными. По этой причине и происходил быстрый рост Пантелеймонова монастыря, который был один из немногих, придерживающихся общежительного устава, и ревностные греческие монахи с радостью приходили в него.
Постепенно Пантелеймонов монастырь, вернее, его русская составляющая, вызывает всё возрастающее недовольство греков. Им не нравится, например, что монастырь является питателем сирых и убогих. В начале этого века протат даже запрещает раздавать милостыню. Совершается чудо: приходит Сама Божия Матерь и смиренно принимает укрух, показывая тем самым, что не должно прекращать богоугодного этого дела. Но не внемлют этому игумен и старшая братия и подчиняются не Божией Матери, а людям, ослеплённым ненавистью. Как это характерно и для нынешнего времени! Сейчас главной добродетелью является внешнее спокойствие, отсутствие конфликтов, возможно, эта политика сглаживания острых углов и является причиной нынешнего оскудения русских обителей. Потому, вероятно, до сих пор в Пантелеймоновом монастыре тридцать братьев, что не хочется возбуждать греков. Да и управлять малым количеством легче: меньше людей — меньше конфликтов. В прошлом веке русские не очень боятся греков, но почти каждый шаг вызывает противодействие части греческого монашества. Панику вызывает то, что вблизи Афона русские пароходы теперь делают остановки. Стали просить Руссик, чтобы тот отказал пароходству, но монастырь не согласился, и несколько греческих монастырей сразу заручились поддержкой и покровительством Англии. Тут, конечно, надо отметить, что пароходы принесли некоторый соблазн в афонскую жизнь. Это и может быть поставлено в вину русскому монашеству. Хоть пароходы останавливаются на положенном расстоянии, но насельники Святой Горы теперь слышат, как бабы, что-то поют, видят, как бабы торчат на палубе, стараясь что-то узреть на Афоне. Для светского человека в этом нет ничего удивительного, но для афонцев, не покидавших 20, 30, 50 лет эту святую землю, это, разумеется, соблазн. Доходило дело до курьёзов. Однажды с парохода вместе с прочими поклонниками сошла на пристань Руссика жена капитана парохода, женщина молодая и красивая. Вместе со всеми она попыталась войти в монастырь, но монахи перед её носом захлопнули порту (ворота). Капитан стал возмущаться, но ему объяснили, что даже турки не дозволяли женщинам ступать на Афон. Но эта дама не захотела оставить монастырь в покое и под руку с каким-то франтом совершила паломничество вокруг него, освежилась водой из святого источника, нарвала цветов, села против монастырских ворот и стала лорнировать встречных монахов. Этот визит вызвал бурю среди афонского монашества. Но это был единичный случай, более демонстрирующий рост секулярных, или даже просто атеистических, настроений в русском образованном обществе, чем целенаправленное воздействие на афонскую жизнь. Справедливости ради надо отметить, что когда подобным образом некий английский лорд со своей супругой решил прогуляться по монастырю Дионисиат, ему была подготовлена более “достойная встреча”, на которую братия монастыря вышла с каменьями и палками. Эти наглядные аргументы оказались, в отличие от предварявших их словесных, весьма убедительными, и лорд быстро ретировался, по случаю чего в монастыре был отслужен благодарственный молебен. Афонское предание передаёт, что пароход после этого затонул, и жена лорда будто бы погибла.
Интересно отметить, что в древности многие монастыри, которыми сейчас владеют греки, принадлежали другим православным народам, либо имели значительную часть братства другой национальности. Примеры: Иверский [ 38 ] [ 39 ], св. Павла [ 40 ], Григориат [ 41 ], Дионисиат. По этому поводу многие русские делали некоторое прискорбное наблюдение: “Если несколько греков поступит в какой-нибудь славянский монастырь, то они, приглядевшись, начинают понемногу переманивать туда и других земляков своих и с изумительным терпением добиваются того, чтобы власть игуменская перешла в руки грека. Лишь только удаётся это, греки свободнее вступают в свои права и вместе с игуменом так ловко поведут дела, что редкий старожил уцелеет в обители. Захватив монастырь в свои руки, греки начинают истреблять всё, оставшееся от прежних владетелей. Таким образом несколько чужеземных монастырей на Афоне перешло в вечное владение греков.
Славяне, напротив, поступив в греческий монастырь, играют в нём незавидные роли и по простоте своей скоро стушёвываются и свыкаются со своим положением. Греки не поручают этим пришельцам никакой должности, не позволяют им даже служить на своём языке и требуют строго подчинения своим правилам и обычаям... Некоторые славяне поселяются в греческих обителях в виде особенного подвига, чтобы наказать себя за прошлые грехи” [ 42 ]. Желающие убедиться в правильности этих слов могут обратиться к истории Пантелеймонова монастыря прошлого века. Можно посмотреть и на современных насельников негреков.
Притеснения греков со временем только умножались. Митрополит Арсений (Стадницкий), первый раз посетив Афон ещё студентом, вспоминает: “ Отец Товия (игумен Ильинского скита рассказывал, что пантократовцы (греческие монахи монастыря Пантократор) не позволяют им ничего выгружать и недавно потопили сено, привезённое для обители из их метоха (дачи) на острове Тассо” [ 43 ]. Не давали также они ломать камня для постройки заложенного в 1881 году собора. Впрочем, всё это уже неново и неинтересно. Интересен вывод, который делает будущий владыка. Вывод для нас очень характерный, и к которому нам ради смирения так хотелось бы придти. “Не возлагая в данном случае вины исключительно на греков, я позволю себе только спросить: не виновны ли в данном случае и сами ильинцы”. Напрашивается вывод: сами и виноваты. И мы попадаем на привычную русскую стезю — во всём считать себя виноватыми. Задумаемся на минуту, скольким мы обязаны грекам. Ведь само православие приняли мы от них. На Афоне они хранили отеческие предания. Сколько святых породил греческий Афон! Множество истинных подвижников греков не имело своей части в этой вражде, даже, наоборот, игумен Руссика Герасим немало приложил усилий, чтобы Руссик действительно стал русским монастырём. Надо отметить, что во время пребывания инока Аникиты (Ширинского-Шихматова) наши соотечественники показали себя не с лучшей стороны. Когда старец Аникита вернулся из вынужденной отлучки, он был вынужден вновь увести русскую братию из-за недостойного поведения некоторых её членов. Игумен же Герасим неоднократно предпринимал попытки наполнить Руссик русскими. Так он в качестве духовника принял изгнанного начальника Ильинского скита иеромонаха Павла. После кончины последнего духовником был сделан о. Иероним. Наконец, своим приемником, наместником игумен Герасим избрал русского иеромонаха Макария. Святогорец описал в одном из своих писем следующее явление Божией Матери одному греку. Этот благочестивый отец видел сонм святых вокруг Небесной Царицы, но обратив внимание на ряды святых, был немало огорчён, увидев, что в самых возвышенных рядах были русские, ниже болгары, сербы и другие славяне, а ниже всех греки. “ Место это Святая Гора, а пришельцы...”. Не успел он задуматься далее, как неведомый голос объяснил ему, что русские как пришельцы терпят больше неприятностей, что возвышает их перед Богом.
И в наше время автору приходилось встречать среди греческих монахов истинных почитателей России, некоторые из них знают нашу страну не со слов, неоднократно бывали в России, посетили все знаменитые русские обители. Но есть и те, которые воротят нос от русских монахов.
Справедливости ради надо отметить, что не только греки проявляли национальную нетерпимость. Известны и сербо-болгарский конфликт, и конфликт между великороссами и малороссами [ 44 ]. Почему же особое внимание мы здесь уделяем именно национализму греков? Потому что эта пагубная страсть, захватившая часть афонитов-греков, была ловко использована тёмными силами и привела к трагическим последствиям для Афона — к ослаблению афонского монашества.
Весь девятнадцатый век, да и начало двадцатого, был наполнен борьбой греческого народа против турецкого владычества. Россия активно поддерживала освободительную борьбу греческого народа. На фоне этого справедливого дела начинается борьба за раздел сфер влияния. В события активно вмешиваются Франция и Англия. Все опасаются Русского влияния в юго-восточной Европе. Начинается игра на слабости греческого народа, на его национализме, выросшем из чувства обиды за униженное положение своего некогда великого народа. Нагнетаются русофобские настроения. Не избежал этого и Афон. Не верите? Возьмём несколько номеров “Церковного вестника” за 1888 год. В номере 20 приводится цитата из “Восточного обозрения”(Revue d’Orient): “Сообщаем любопытные известия о предстоящем превращении Афонской горы в сильную и хорошо снабжённую людьми и амуницией русскую крепость. Гора Афон до семидесятых годов была республикой греческих монахов. Но в 1876 году русское правительство конфисковало значительное количество русских земель, принадлежащих афонскому ордену (?) в России. Доходы с этих земель обращены в поддержку тех русских монастырей, которые стали возникать на месте греческих. Теперь на Афоне находится не менее 2500 русских монахов под командою (?) генерала Ассымова (?), который превратил монастырь в крепость. Правда, есть ещё 17 монастырей, где живут престарелые греческие монахи. Но и оттуда их вытесняет русский консул, и скоро кончится тем, что и эти монастыри станут принимать русских богомольцев, а эти последние ничто иное, как русские нижние чины, находящиеся в отставке”. В 21 номере продолжение: “ “Восточное обозрение” пустило в ход следующую фабулу. В афонских монастырях будто бы состоит в настоящее время 2500 русских монахов, в числе которых некто “брат Мина [ 45 ]”, который был прежде чиновником генерального штаба. И генерал (?) Ашинов [ 46 ] яко бы избрал священный полуостров местом для своего весеннего пребывания. Русский генеральный консул в Фессалониках г. Ястребов обратился будто бы к игуменам 15 греческих монастырей с предложением, чтобы они приняли русских монахов, обещая им новые имения, а так как это предложение было отвергнуто, то он оклеветал греческих монахов перед турецкими властями с целью устранения их и замены русскими... По поводу этой фабулы замечает: “Сообщения “Восточного обозрения”, кажется, сбиваются на басню. Так как приближается новый восточный кризис, то снова, как было 15 лет назад, пускаются в ход усилия посеять плевелы между русскими и греками. Но горький урок пошёл грекам впрок. Мы не настаиваем на том, что Россия питает огнепальную любовь к грекам, но из горького опыта мы знаем, что и в других местах не питают к ним особого расположения”... Басню “Восточного обозрения” не стоило бы опровергать ввиду её очевидной нелепости. Но злостные ковы некоторых врагов мира на востоке отмечены газетой совершенно верно и должны быть приняты к соображению и русскими, и греками, и ближайшим образом на самом Афоне”. Да, действительно, стоит ли столько внимания уделять явным басням? Но, читаем дальше в 22 номере: “С прискорбием должны заявить, что эта возмутительная нелепость обошла все даже церковные иностранные газеты, и теперь мы прочитали её дословно в такой серьёзной немецкой церковной газете, как “Евангельско-Лютеранская Церковная Газета” и притом в такой категоричной форме, без указания даже на источник, что как будто тут предлагается вниманию читателей положительный и проверенный редакцией факт. Это печальное явление поистине показывает, до какого политического озлобления дошёл инославный запад по отношению к православной России”... Да, какой печальный факт! Да стоит ли столько внимания уделять этим нелепостям? Ведь газеты всегда врут. Активно врали они и ранее, и только чудо спасло русский монастырь. “ В минувшую русско-турецкую войну греки опубликовали в константинопольских газетах, что русские иноки — заговорщики, что в их монастырях целые арсеналы, и все они собираются для совещания в Пантелеймоновом монастыре под председательством о.Иеронима, монастырского духовника. На Афон на военном пароходе прибыл паша, осмотрел, перетрусил, но ничего не нашёл и настолько был очарован о. Макарием и престарелым духовником, что, поехавши в Константинополь, исхлопотал о.Макарию перед султаном высокий орден Меджидие” [ 47 ]. Но эта и подобные ей компании совсем небезобидны и часто приводили к трагическим последствиям для русского монашества. Так, усилиями графа Н.П. Игнатьева в Сен-Стефанском договоре 1878 г. был 22 пункт, по которому Андреевский и Ильинский скит становились монастырями, равноправными с другими 20 монастырями Афона. “Афонские монахи русского происхождения сохранят свои имущества и прежние льготы и будут продолжать пользоваться в трёх монастырях, им принадлежащих, и в зависящих от них учреждениях теми же правами и преимуществами, которые обеспечены за другими учреждениями и монастырями Афонской горы”. Это было, конечно, хитростью. Не было возможности провести такое решение через протат, в котором главенствовали греки, и русский дипломат решил закрепить в международных соглашениях за русскими скитами статус монастырей. Если бы поправка прошла, то скиты были бы признаны всеми европейскими державами монастырями. Это заставило бы националистов в рясах, действовавших с оглядкой на врагов России, признать за скитами право быть монастырями. Впрочем, Вселенский патриарх Анфим уже в 1871 году признал Андреевский скит ставропигиальным. По некоторым сведениям от него было получено согласие на возведение скитов в монастыри. Но греческие националисты не дремали и быстро нашли поддержку среди иноверцев [ 48 ]. На Берлинском конгрессе были пересмотрены некоторые пункты Сен-Стефанского мирного договора не в пользу в России. Известный английский дипломат маркиз Сольсбери стал убеждать, что Россия хочет создать на Афоне русские гарнизоны (два офицера приняли монашество на Афоне), и русские скиты не стали монастырями [ 49 ]. И это привело в дальнейшем к тяжким последствиям. Если бы Андреевский и Ильинский скиты стали монастырями, то они никогда бы не могли быть отобраны, ибо скиты находятся на территории монастырей и подчиняются им, а монастырь представляет собой самостоятельную административную единицу. Как мы видим, антирусская кампания продолжалась и дальше. Заметим, что в Андреевском скиту было 800 монахов, а Ватопедском монастыре, которому он подчинялся, всего 200, в Ильинском скиту — 400, а в Пантократоре всего 100. Так что планируемые преобразования были бы не плодом русских интриг, а насущной необходимостью.
Вернёмся к Ильинскому скиту и вспомним слова будущего митрополита: “не виновны ли в данном случае и сами ильинцы”, чтобы убедиться в ошибочности этих слов и в необходимости для русских скитов стать монастырями. Дело в том, что скит по своим правам мало чем отличался от келии. Разница состоит только в том, что при пострижении в монашество своих послушников скит не обязан испрашивать разрешения у монастыря. Но скит, так же, как и келья, не имеет права без благословения монастыря принимать епископа для рукоположения, не имеет права предпринять ни малейшей постройки. Даже необходимый ремонт нельзя делать без разрешения. Если у Андреевского скита со своим монастырём были хорошие отношения, то неприязненные отношения Пантократора к Ильинскому скиту могут послужить печальным примером произвола в монашеской жизни. В конце 19 века отношения эти были испорчены настолько, что между скитом и монастырём возник судебный процесс, который длился 13 лет. Монастырь сделал всё, что было в его власти, чтобы осложнить жизнь ильинцам. За смертью старых иеромонахов в громадном скиту осталось только 2-3 престарелых иеромонаха, больных и неспособных к службе. И это на пять параклисов. Монастырь, используя свои права, запретил рукополагать новых иереев. Ильинцам, чтобы выжить, пришлось пойти на хитрость. Они попросили иеромонаха Нифонта из кельи Святой Троицы и иеромонаха Неофита из кельи святителя Николая Чудотворца, находившихся на земле сербского монастыря, рукоположить ильинцев в своих кельях. Таким образом они получили ещё четверых иеромонахов. Во сколько обошёлся процесс обоим сторонам, никто не знает. Напряжённость возникла будто бы из-за ошибки одного из настоятелей Ильинского скита, но это не оправдывает пантократовцев. Тем более, что этим прискорбная история не кончилась. [ 50 ]
В 1892 году архимандрит Гавриил из Ильинского скита склони л к миру эпитропов кириархиального монастыря, благодаря влиянию одного из пантакраторских старцев, архимандрита Серафима. За мир пришлось по обыкновению заплатить дорогой ценой. Ильинцы обещали построить новый корпус в несколько этажей с храмом наверху. Но вскоре о. Стефан не был избран в число старцев и был изгнан вместе со своими 12-ью учениками. Война началась вновь.
Но все эти истории меркнут перед той, которую описал один паломник, посетивший скит в 1910 году. Когда паломник вошёл в скит, то обнаружил, что скит как будто вымер. С трудом отыскался один единственный послушник.
— Где же отец настоятель и братия?
— А все на море пристань строят.
Оказалось, что каждый раз, как придёт из России корабль с припасами для монастыря, монахам приходится строить пристань… и потом разрушать её. Постоянную пристань греки иметь не дозволяют. То же самое приходится делать зимой, стоя в холодной воде. Зато с посвящением в сан стало проще, теперь после долгих переговоров монастырь всё же разрешает рукоположения, принимая в дар несколько сотен рублей [ 51 ].
Позорную страницу в истории Афона составляет и процесс об отнятии Русского Пантелеймонова монастыря, который будто бы незаконно был захвачен русскими.
Интересно, что турецкая власть и дальше сохраняла толерантность в отношении автономии Святой Горы и не препятствовала прибытию на Афон послушников и монахов разных национальностей. К. Леонтьев приводит такое мнение современных ему монахов: “Они все [ 52 ] турок очень хвалили и говорили: “Сказать по правде, так турки будут помилосерднее и посправедливее всех здешних народов. Турок милостив”” [ 53 ]. Этого не скажешь про греков. После Балканской войны 1912 года был разработан проект, по которому Святая Гора оказывалась под покровительством России, Греции, Румынии, Болгарии, Сербии и Черногории. Греческие монахи спешно обратились в Афины с требованием присоединить Афон к греческому королевству и передать Элладской церкви. [ 54 ] В греческих газетах опять развернулась истерическая кампания. Россия вынуждена была принять меры: были отобраны имения греческих монастырей в Бессарабии, и греческим монахам был запрещён въезд в Россию для сборов. В результате премьер-министр Венизелос и Константинопольский патриарх выступили против владычества одной стороны над Афоном и поддержали проект покровительства шести стран.
В ноябре 1912 положение русских иноков на Афоне неожиданно меняется, и не в лучшую сторону. 26 октября в день своего небесного покровителя город Солунь был занят греческими войсками под командой диадоха Константина.
2 ноября около 12 часов дня к афонской пристани Дафни подошёл греческий миноносец “Фиэлла”. На берег высадились 67 человек греческих матросов. Тут же были заняты правительственные здания и спущен турецкий флаг. Вместо него был поднят греческий национальный. Миноносец ответил салютом. По телефону из Дафни протат был извещён о прибытии греческого миноносца и о переходе Афона под власть греческого правительства. Немедленно протатом была отправлена депутация для встречи дорогих для греческого населения Афона гостей. Через полтора часа после прихода “Фиэллы” к Дафни подошёл греческий броненосец “Георгий Аверов” и ещё два миноносца. Вице-адмирал броненосца Павел Кундуриоти приказал старшему офицеру “Фиэллы” Телемаху Курмулису, назначенному временным правителем Святой Горы, ознакомить прибывшую депутацию протата с королевским декретом. [ 55* ], [ 55 ] Один из посетителей Святой горы, немец по национальности, отметил в своих воспоминаниях, что лучшие паломники – это русские. В греках же чувствуется религиозная индифферентность. То есть греческий народ в этот в описываемый момент истории далеко отошёл от Бога. И это было не только его мнение. В разговоре с ним один из архондаричных греков пожаловался ему: “ Часто под вечер приходит около сотни русских паломников: все русские. Не знаем, как и справиться. Суп и бобы – вот всё, что мы можем им предложить. Но они всему рады и благодарят нас. Мне бы не стоило этого говорить, но единственно, кто всем не доволен и доставляет нам немало труда, – это наши греки” [ 56 ]. Чувство удивления и горечи не покидает нас, когда мы читаем этот чудовищный документ.
“Именем его величества короля эллинов Георгия I мы вице-адмирал Павел Кондуриоти, начальник Эгейского флота, повелеваем жителем Афонского полуострова (св. Горы):
Афонский полуостров (св. Горы) весь занят нами и составляет отселе нашу оккупацию, находится в состоянии блокады по эллинским законам. [ 57 ]
Турецкое владычество в сем полуострове упраздняется. Власть же онаго принимает командир отряда оккупации, помощник капитана Телемах Курмулис с несколькими офицерами сего отряда и чиновниками, какие будут назначены.
Местные дела будут разбираться, до новых наших распоряжений, как и доселе сими же чиновниками, но под высшим надзором самого командира сего отряда, имеющего право заменять дурных и небрежных другими [ 58 ].
Существующие доселе законы и местные обычаи, или права собственности, будут продолжать действовать и применяться различными властями правления под надзором сего командира отряда, который имеет право ведать всякое дело и приказывать подавать ему в установленное время прошения [ 59 ]
Мы ручаемся за совершенное уважение и ненарушимость прав: собственности, религии, личной свободы, жизни, чести, семейных (!) отношений и имущества всех жителей занятой нами сей местности без различия племенного происхождения или религиозного верования (!), считая всех безразлично равными между собою как относительно прав, так и обязанностей [ 60 ].
Ручаемся оказывать покровительство священным и честным человеколюбивым учреждениям, монастырям и скитам, имущество коих остаётся неприкосновенным. И они будут управляться без вмешательства сего командира.
Охранение вышесказанных прав, за кои мы поручились, от всякой опасности и нарушения возлагаем на командира сего отряда, устанавливающего полицию на сем полуострове и имеющего власть делать свои приказания сей полиции какого бы то ни было характера, но общие для всех жителей и налагающия равные обязанности на них, без различия племенного происхождения или религиозного. И во всяком случае не могущие нарушать монашеское жительство и его управление на св. Горе.
Решительно запрещаем носить оружие всем жителям сего полуострова: обязаны же все в определённый срок, назначенный командиром отряда, сдать своё оружие солдатам отряда оккупации. Для исполнения разоружения позволяем командиру отряда налагать строгие наказания и принимать строгие меры ещё и против всех селений.
Жители оккупируемой местности обязаны продолжать платить назначенным от командира сборщикам податей платимыя ими до сего времени туркам узаконенныя подати и издержки, дабы из оных были уплачиваемы расходы преимущественно по управлению сего полуострова. Также обязаны жители селений делать в чрезвычайных случаях взнос деньгами и вещами по приказанию командира отряда, который в возмещение убытков имеет право требовать принудительно [ 61 ].
Приглашаем всех жителей полуострова проводить своё жительство в мире и порядке, покоряясь закону и распоряжениям сего командира и избегая всякого действия, могущего нарушить общественное спокойствие.
Всякое действие и покушение с целью нарушить общественную безопасность сей занятой нами местности, флота и его экипажа, или интересы Эллады, будет судиться по-военному, решительно, в 24 часа, как преступление самого последнего предательства, смертной казнью. [ 62 ]
Настоящее объявление должно быть сообщено всем жителям полуострова сего, по распоряжению командира отряда.
2 ноября 1912 года Броненосец “Георгий Аверов”. Вице-адмирал Павел Кундуриоти [ 63 ]”.
Ясно, что после такого декрета ожидать ничего хорошего не следовало. Но внешне не произошло существенных перемен.
По прочтении декрета оркестр броненосца исполнил греческий национальный гимн, после чего броненосец “Аверов” и два миноносца удалились. Миноносец “Фиэлла” стал на якорь напротив Пантелеймонова монастыря и пригласил на борт турецких чиновников, прятавшихся в русском монастыре. Чиновники были объявлены военнопленными.
В 10 часов колокольный звон протатского Успенского собора и русского Андреевского собора и ближайших русских келий известил о приближении к столице Афона новых хозяев. Греческие войска были встречены близ русского конака, который находился поблизости от квартиры каймакама. Каймакам сдался представителям новой власти без всякого сопротивления. После чего войска во главе с Телемахом Курмулисом направились в протатский собор, где “выслушали краткую литию с провозглашением многолетий царствующей греческой династии, союзным королям и христолюбивому греческому воинству и отправились на отдых в отведённые для них квартиры. Народ на улицах ликовал всю ночь, выражая это при взаимных встречах, пасхальным приветствием друг друга: “Христос анести – Христос воскресе” и ответом: Алифос внести – “Воистину воскресе”, причём стреляли в воздух из револьверов” [ 64 ].
На следующий день в Дафни прибыл греческий десант в составе 800 человек и также направился в Карею.
Так как заняться такому большому военному отряду было не чем, то его разбили на несколько отрядов, которые стали совершать обходы обителей с целью ознакомления с местными достопримечательностями. 7 ноября один из таких отрядов под командованием Демосфена Зантопулло прибыл в Русский Пантелеймонов монастырь. Командир отряда произнёс любопытную речь: “Сегодняшний визит к вам есть прямой долг мой выразить признательность благородной русской нации, представителем которой и является здесь на Афоне русский Пантелеймонов монастырь.
Мы вполне сознаём и ценим высокое покровительство России над малыми балканскими державами, благодаря которому только и представилась возможность сплотиться им для свержения турецкого ига, тяготевшего столько веков над народами Балканского полуострова. И вот это чаяние и этот сон сбылись – объявлена свобода. В особенности наш эллинский народ твёрдо помнит покровительство России в 1897 году, выразившееся в спасении нации” [ 65 ].
Странно, но факт, русское правительство никак не выразило своего отношения к захвату Святой Горы. Единственно, несколько позже было высказано недовольство пребыванием большого вооружённого отряда на территории Пантелеймонова монастыря. Греческие войска согласились покинуть монастырь и вернуть захваченный ими монастырский пароход [ 66 ].
Совсем не так отреагировало болгарское правительство. Этот факт почему-то совершенно не известен в России. Для защиты своих подданных, находящихся в Зографе, а в то время также в Хиландаре и русском скиту Ксилургу, был направлен отряд болгарских войск числом в 70 человек. Но никаких активных действий отряд не предпринимал.
Неясно, почему так долго молчал русский посланник, не сделал никаких шагов для нормализации обстановки на Афоне. И только в 1916 в официальном органе Святейшего Синода была напечатана заметка, написанная вероятнее всего, одним из знатоков “афонского вопроса” — магистром богословия Сергеем Троицким (это можно предположить, исходя из подписи С.Т. и некоторых других фактов) [ 67 ]. Автор, ссылаясь на французскую газету “Le Tempes” от 23 марта, сообщает, что правительство эллинского королевства по требованию русского правительства возместило те убытки, которые были принесены греческими солдатами русскому монастырю на Афоне.
“Сообщение это весьма кстати напоминает о том невыносимо тяжёлом и обидном для русского чувства положении, в котором находятся русские монахи на Афоне”. После ухода турок положение русских ещё более ухудшилось. Политическое положение Афона стало неопределённым. Греческие монахи призвали солдат, те захватили Афон, прогнав турецких чиновников. Когда писалась эта статья, захват Афонской горы ещё не был признан державами и Лондонская конференция предполагала сделать Афон общим владением православных держав. Но греки продолжали хозяйничать, и к национальному гнёту, и так уже существовавшему на Афоне и одобренному, например, константинопольским Патриархом Иоакимом III в канонизме 1911 года, добавился новый, чиновничий. Греческие власти захватили таможню и ввели высокие пошлины в пользу греческого правительства. Да к тому же греческие таможенники делали, что хотели. Товары залёживались и гнили. Прислали, к примеру, из России колокол для какой-то русской обители, но греки под каким-то предлогом задержали его и не выдали получателям. Долго валялся колокол около Дафни, а потом, неведомо куда, исчез [ 68 ]. Добивались русские монахи разрешения провести в Дафни телефон, и им не позволили. Даже высочайшие пожертвования, по сообщению автора, получаются не без затруднений.
Далее говорится о бесчинстве греческих солдат, которые неизвестно для чего, живут в Уделе Божией Матери. Они являются в русские обители, занимают лучшие помещения и, конечно же, ни за что не платят. Воспользовавшись смутой, вызванной спорами об Имени Божьем, греческие солдаты вторглись в Ильинский скит и арестовали послушников болгарского происхождения. “Помню, какой ужас напал на монахов Пантелеймонова монастыря, когда туда вошёл греческий отряд под командой Чулакиса. Даже имябожники готовы были отказаться от всех хитросплетений Булатовича, только чтобы их освободили от греков”. Не ставя перед собой цели рассказывать о событиях, связанных со спорами об Имени Божьем, ни тем более вникать в догматические разногласия, отметим, что действия как греков, так и русского правительства имели вполне простую подоплёку. “Как ни печальна была такая развязка, но могло быть и хуже. Нельзя же было оставлять православно верующих под таким невыносимым террором лжеумствующих. Греки только и ждали того, чем кончится дело в Пантелеймоновом монастыре. В Киноте мне потом сказали откровенно, что если бы консул не удалил еретиков, то сам Кинот нашёл бы средства их удалить: теперь здесь хозяева не турки [ 69 ], а греки, которые легко могли прислать хоть целый полк из Солуня. А под видом еретиков не трудно уже было очистить и вообще Св. Гору от русских” [ 70 ], [ 71 ]. Можно с уверенностью сказать, что одним из руководителей интриги был Константинопольский посол Гирс М.Н. С департаментом полиции даже не были согласованы арест и высылка огромного количества монахов. Не желая или не имея способности открыто выступить против нарушения греками соглашений об Афоне, русские дипломаты пожелали сделать это, хитроумным путём воспользовавшись смутой и принеся не малую жертву в виде почти тысячи русских монахов. “Само собой разумеется, что русская государственная власть ни изгнания православных еретиками, ни предоставления тысяч русских подданных и многомиллионного имущества русских монастырей воле другого государства допустить не могла, а после того, как Патриарх всецело предоставил умиротворение русских обителей русской церковной власти, не могла допустить этого и власть церковная. Поэтому Святейший Синод счёл долгом пойти навстречу Патриарху и разделить заботы Константинопольской церкви о её непослушных чадах, ещё недавно, до приезда на Афон, бывших чадами Церкви Русской” [ 72 ]. Это каноническая нелепость, когда в качестве помощи одна автокефальная церковь даёт “поуправлять” другой на своей территории, не могла иметь под собой никакой другой основы, только чтобы де-факто доказать своё право на управление русскими обителями на Афоне. То же сделала и государственная власть. Не сумев открыто доказать это греческому правительству, она сделала это окольным путём. Это подтверждается и тем, что интерес к имябожникам и их учению почти совершенно пропал по прибытии их в Россию. Так что, увы, приходится согласиться с мнением не очень хорошо расположенного к русскому монашеству исследователя Михаила Талалая: “ Это после решений лондонской конференции Российское государство желало продемонстрировать, [ 73 ] что имеет право и может эффективно регулировать положение на Святой Горе, вмешиваясь в её жизнь”. Но оставим тропу, на которую случайно попали, и которой трудно избежать, говоря о современном Афоне. Оставим тему событий, связанных со спорами вокруг Имени Божьего, обратимся к маленькому событию, совершившемуся совершенно незаметно на фоне высылки русских монахов. Об этом пишет С.Т. в “Прибавлениях к Церковным ведомостям”. Архиепископ Никон так же в своих воспоминаниях между прочим отметил: “В то время в монастыре [ 74 ] находилась полурота солдат-болгар во главе с офицером, питомцем Петербургской духовной академии. Солдаты выстроились пред нами в две шеренги и приветствовали нас громким: “Ура!”. Увы! Только что они проводили нас, как явился греческий капитан со своими вооружёнными солдатами и потребовал, чтобы болгары сдались…
Через день мы узнали, что болгары сдались, и мимо нас их как пленных, провезли на остров Кипр… Тяжёлое впечатление произвело на нас это торжество греков над бывшими союзниками, которые, конечно. не могли сопротивляться.” [ 75 ] Конечно, тяжёлое впечатление, тем более это происходило одновременно с очисткой от русского монашества. А тяжёлое впечатление ещё усугубится, если мы перейдём к воспоминаниям другого члена комиссии Троицкого и увидим, как это в деталях происходило. События произошли 22 июля 1913 года: “ Стою вместе с командиром на юте Донец и любуюсь знаменитой панорамой Пантелеймонова монастыря, белым пятном обрисовывающегося на зелени горы. От мола отчаливает пароход и огибает “Донец”. “Куда?”, — кричу о.капитану иеромонаху. “Греки приказали перевозить болгарских пленных”. А нужно сказать, что дня за два греки напали на болгарский монастырь Зограф, где был болгарский отряд под командованием воспитанника петроградской академии Цветикова, взяли монастырь штурмом и вот теперь хотели на русском пароходе перевозить своих пленных. Беру шлюпку и еду в монастырь к генеральному консулу. Оказалось, всё делалось без его ведома. А тем временем пароход уже захватил с Дафны баржи и шёл полным ходом к Зографу. Послали навстречу “шестёрку” с чиновником нашего посольства. На этот раз греки уступили. При переговорах они указали на то, что монастырь на греческой территории, поэтому они вправе распоряжаться его имуществом. Но наш представитель потребовал спуска русских подданных, а среди них были капитан и рулевой, заменить которых грекам было некем, но и нужды не было у греков в русском пароходе. В девять вечера того же дня прожектор на горизонте обнаружил 8 шлюпок под парусами. Это греки везли болгарских пленных. Если такие штуки предпринимали греки под носом у русских дипломатов то, что они делают с монастырём…”. “Нужно положить конец полному бесправию русских монахов на Афоне”. Впрочем, из некоторых источников следует, что болгарские войска приглашались русскими монахами для защиты от произвола греков. Как мы уже знаем, греческие войска, заняв Афон, учредили таможню и по своему произволу забирали доставляемые в русские обители съестные припасы. Во многих русских обителях стал ощущаться недостаток в еде. И вот игумен Пантелеймонова монастыря послал “иеромонаха в Салоники к командиру болгарского отряда с просьбой прислать на Афон две роты солдат для защиты русских обителей от насилий, чинимых греческими войсками” [ 76 ]. Таким образом, русские афонские обители в начале веке более напоминали осаждаемые крепости, которые переходили из рук в руки, чем тихие монашеские обители.
Как многим казалось в то время, конец полному бесправию русских монахов на Афоне был действительно положен. Для русского православного человека, читающего церковную литературу и не оставляющего без внимания ни одной брошюры об Афоне, будет полной неожиданностью узнать, что в 1917 году закончилась незаконная оккупация Афона греческими войсками. “По поводу занятия полуострова французским отрядом в дипломатических кругах указывают, что дипломатия давно была озабочена безправным положением на Афоне русских монахов со стороны греков и уравняла права русских монахов с греческими, вообще проявляющими большую враждебность к русским и за последнее время начавшим вредить и делу союзников” [ 77 ]. Что же произошло? Многие обвиняли русскую дипломатию, что она многие годы “не замечала” притеснения русских на Афоне, когда это было выгодно для неё [ 78 ]. Но началась война, и случилось непредвиденное: несколько монастырей, среди которых особое место занимали Зограф и Ватопед, помогали врагам православной России. Слово опять С.Троицкому: “Столь же дружно действовали греки и болгары [ 79 ] в переполнившем чашу терпения союзников гнусном деле снабжения припасами германских подводных лодок. Особенно видное участие здесь приняли болгарский монастырь Зограф и греческий Ватопед. Оба монастыря имеют свои удобные пристани (“арсаны”), и оба в течение веков пользовались русскими милостями” [ 80 ]. Кроме того, после занятия этих монастырей была обнаружена система сигнализации, проложенная инженером–немцем за несколько до этого. И Афон был занят франко-русским отрядом. Троицкий говорит о конце незаконного греческого владычества. “Таким образом, сделанная четыре года тому назад ошибка теперь исправлена. Лучше поздно, чем никогда” [ 81 ]. Ошибка была в потворстве дипломатии незаконному захвату Афона греческими войсками. Русская дипломатия тогда не предприняла решительных шагов, чтобы предотвратить давление греков на представителей других народов. “Власть над Афоном Греция приобрела только путём захватнического права и сохранила эту власть исключительно благодаря, если можно так выразиться, добродушию нашей дипломатии [ 82 ]”. Но законной власти всех православных государств над Афоном, названной кондоминимумом, не суждено было осуществиться. Революция в России на долгие годы узаконила захват Афона.
Вот такая история греко-русских отношений в конце 19 — начале 20 века. Цель этого рассмотрения — получить представление о реальном духовном состоянии Афона, а не обрушить неосторожными действиями лавину негативных фактов на голову русского православного человека. Чтобы иметь представление о реальном состоянии организма, необходимо знать и его болезни. Не нужно думать, что с сокращением или практически с исчезновением русского монашества на Афоне, (если написать два числа рядом одно из которых более 3 тыс., а другое всего несколько десятков, то можно говорить и об исчезновении), снята сама собой проблема греко-русских отношений. По воле Божией устранены многие внешние преграды для русского православия, а почитание и любовь к Афону не умирали у русского человека никогда. И теперь это может, несмотря на множество преград, ловушек и тупиков, открыть новую эпоху для русского Афона. Тогда богоборческие силы, конечно же, вспомнят о прекрасном оружии — греческом национализме, который по силе и разрушительности своего действия может сравниться только с еврейским или немецким, и постараются таким образом избавиться от страшной для них опасности. Тут и понадобится реальное знание истории Афона, без самообмана красивых иллюстрированных журналов, которые зачастую призваны вызвать благочестивое отношение к мертвецу, которым для нас пытаются представить Афон. Но, Афон, удел Божией Матери, жив. О том, как пробивалась жизнь в этом Вертограде в виде простых полевых, но красивых цветов, с которыми только и можно сравнить наших русских келиотов, рассказ в следующих главах.
Заканчивая эту главу, хочется повторить, что автор не стремился вызвать негативного отношения к великому греческому народу, к которому сам относится с уважением и почтением, а напомнить что любовь к своему народу, оторванная от веры, может превратить этот народ в чудовище подобное апокалиптическому, покидающее бездну, чтобы уничтожить православную церковь. Только твёрдая вера в Бога открывает возможность для каждого народа принести Творцу в дар всё лучшее что он имеет. Но в 19 веке он подвергся страшному искушению. Имя этому искушению – “мегали идеа”. В 1844 году в греческом парламенте провозглашается “великая идея”, суть которой в возрождении Греции в пределах Византийской империи. “Таким образом, высшей ценностью провозглашалась нация, а реальным её воплощением мыслилось сильное государство” [ 83 ]. То есть, вернуть утраченное греческие националисты намериваются без участия Бога. А то, что они пытаются возродить, – это не Православная Византийская империя, а какая-то великая Греция. Один из идеологов этого “возрождения”, Кораис, полностью исключал из будущего национального государства “такой принципиально важный элемент, как Церковь” [ 84 ]. Чем закончилась “великая идея” всем хорошо известно – катастрофой 1922 года, когда греческие войска были разгромлены в Турции. Но греческий православный народ отвернулся от неё немного раньше: в 1920 году политика Венизелоса заканчивается крахом, и он терпит поражение на выборах. Вот его собственное признание: “30 лет назад зародилась “великая идея”, и народ был её верным сторонником; тогда он с готовностью жертвовал жизнью ради возрождения “Великой Греции”, сегодня – нет” [ 85 ].
Это наука и для русского народа, который стоит перед дилеммой: либо возродиться, либо погибнуть, третьего – не дано. Но если он будет возрождать Великую Россию Милюкова и Родзянко, с конституционным монархом во главе, а не Православную Самодержавную Русь, то его постигнет та же участь, что и сторонников “Великой Греции”. Греческий народ дал нам великих святителей, преподобных, мучеников. Наконец сама греческая земля дала почву для Вертограда Божией Матери. Но только безумный националист может посягнуть на Её право насаждать этот Дивный Сад.
Свежие комментарии