Сам он позже так рассказывал о своем поступлении в ряды Русской армии: «Во время мобилизации в июле 1914 года я был во Владикавказе; желая принести реальную пользу Царю и Отечеству, я хотел отправиться на позиции. Во Владикавказе в это время стоял Кизляро-Гребенский казачий полк, который должен был со дня на день выступить в поход. Чтобы скорее попасть на позиции, я решил примкнуть к этому полку вольноопределяющимся, но оказалось, что раньше надлежало приписаться к казачьему войску. Получил согласие полка и атамана Терского казачьего войска генерал-лейтенанта Флейшера приписаться к казачьему войску, но оказалось, что кроме приписки, по уставу, полагалось иметь все свое: лошадь, оружие и вообще все военное снаряжение. Денег у меня не было. Я обратился к родственникам, но без успеха. Обратился к приятелям и знакомым, — тоже не дали. Так я в казаки и не попал. Тогда я, не теряя времени, направился в Петроград, где подал прошение в воинское присутствие о зачислении меня к отбыванию воинской повинности вольноопределяющимся в один их кавалерийских полков. Прошение мое было уважено, и меня назначили в гвардейский запасной кавалерийский полк, в маршевый эскадрон лейб-гвардии Конно-гренадерского полка. Подавая прошение, я рассчитывал, что в ближайшем будущем попаду на фронт. Но, по зачислении меня в эскадрон, оказалось, что выступление его было отложено на неопределенное время. Тогда я подал прошение о принятии меня в Тверское кавалерийское училище на 2-й ускоренный курс, куда и поступил. Пробыв там два с половиной месяца, я отчислился обратно в полк, так как прошел слух, что маршевый эскадрон Гвардейской кавалерии вскоре выступает. По прибытии же в полк, я убедился в неосновательности слухов, а потому немедленно подал прошение о переводе в пехоту, чтобы, наконец, иметь возможность выполнить свою заветную мечту. Исходом просьбы было назначение меня вольноопределяющимся в 84 пехотный Ширванский Его Величества полк, где я и пробыл до конца июня 1915 года».В начале февраля 1915 г. Ширванский полк в составе 3-го Кавказского корпуса был отправлен на прусский фронт. В задачу полка входила оборона одной из крепостей, для выполнения которой полк разместили на позициях впереди болота, находившегося севернее наших укреплений. Наступление противника началось 7 февраля. Производя яростные атаки, поддерживаемые огнем тяжелых оружий, немцы в течение двух дней атаковали русские позиции. Ирманов позже вспоминал об этих атаках: «8-го числа мне пришлось испытать первый раз ураганный огонь германской артиллерии. Я находился в передовой цепи, на которую наступали немцы. У всех солдат на лицах было выражение серьезное с отпечатком какой-то роковой неизбежности: некоторые крестились, молодые, не обстрелянные, вздрагивали при всяком орудийном выстреле, старые солдаты их покровительственно ободряли. Интересно, что снаряд уже разорвался, а звук еще летит над нашими головами, и все невольно пригибаются. Но раздалось отдаленное б-бах! и все облегченно вздыхают. Вдруг опять выстрел, опять летит, и вновь все пригибаются. И так продолжалось часа четыре, то недолет, то перелет, то правее нас, то левее. Уже начало являться чувство, что наш окоп заколдован, и все как-то повеселели, как вдруг раздался отдаленный выстрел, а затем сразу стало темно, что-то посыпалось, все шарахнулись в стороны, толкая друг друга. Затем я почувствовал теплоту и головную боль, и у меня началась рвота. Потом я посмотрел вокруг себя и увидел, что окоп на половину засыпало землей, а рядом со мной лежит мертвый солдат, который только что весело разговаривал. Оказывается снаряд попал в окоп. У всех настроение сделалось угрюмое и сердитое. Вдруг снова выстрел, — опять что-то посыпалось, а затем смотрю: какой-то солдатик схватил левой рукой исковерканную правую, превращенную в какую-то кочерыгу и глупо хнычет, а другой его ругает: «чего, дурак, хнычешь? Пошел к фершалу, а то разнюнился, будто полегчает!» Тут же лежит офицер, тяжело контуженный в голову, и все произносит, как в бреду: «б-б-бах, б-бах!» Затем канонада стихает и над окопом свистят пули: немцы наступают, мы хватаемся за винтовки и со злорадством и нетерпением ждем, когда будет приказано произвести залп; вот, наконец, команда, а затем затрещали пулеметы и мы дали залп. У немцев началась паника, они бросились назад. Я смотрю около себя и вижу трех убитых товарищей, но я чувствую себя удовлетворенным и горю желанием дать еще раз немцам такой же отпор. В это время мы получаем приказание отойти немного назад и окопаться». Место, которое защищали бойцы Ширванского полка было буквально перепахано снарядами вражеской артиллерией. Настроение солдат было подавленным, вокруг раздавались стоны раненных, сидеть в окопах и ощущать свою беспомощность перед смертоносным огнем вражеских батарей было невыносимо. В результате артиллерийского обстрела немцев была разорвана телефонная проволока, связывавшая наши окопы с крепостью. Восстановить ее не было никакой возможности, а предупредить основные силы о появлении новых германских колон было необходимо. Тогда Николай Ирманов вызвался лично доставить пакет в крепость. Под ураганным огнем противника вольноопределяющийся добрался до фортов, передал пакет и благополучно вернулся обратно.«Кругом царил ад, ‒ вспоминал он, ‒ немцы обстреливали дорогу из тяжелых орудий и шрапнельным огнем, так что слышно было то «б-бах», то нечто вреде лая собачонки, при чем несколько раз что-то пролетало, казалось, над самой головой; я бросался на землю, а затем вставал и шел дальше до нового сюрприза. Когда я дошел до ближайшего форта, расположенного верстах в шести от окопов, разорвался снаряд и меня ударило камнями». За это дело Николай Ирманов был награжден Георгиевским крестом четвертой степени.
В следующий раз Ирманову довелось отличиться в боях весны-лета 1915 г. в Галиции. Его полк несколько раз прорывался из окружения, а Ирманов, зачисленный к этому времени в команду разведчиков, добывал ценные сведения и снимал сторожевые охранения австрийцев. 20 июня завязался жаркий бой. Ширванский полк окопался на холмистой местности и выдерживал упорный натиск немцев, осыпавших его снарядами, от которых загорелись все близлежащие деревни. Когда сыпавшиеся дождем пули выкосили почти всех офицеров, Ирманов встал во главе одной из рот и пообещал, что позиции своей немцам не сдаст ни при каких условиях. И слово свое Ирманов сдержал ‒ отбив все атаки противника его рота продержалась на занятой позиции до позднего вечера, отступив лишь к ночи, подчиняясь поступившему приказу. Этот бой принес Николаю Ирманову Георгиевский крест 3-й степени.
Награжденный двумя «Георгиями» Ирманов получил право на отпуск во время которого попытался снова осуществить свою заветную мечту ‒ стать казаком. Ходатайства его на этот раз был услышаны и приказом командования, Ирманов был переведен в 3-й Хоперский казачий полк Кубанского войска, получив унтер-офицерский чин подхорунжего.
А уже 16 августа 1915 г. Ирманов снова отличился. Находясь с разъездом в 15 человек на разведке, Ирманов, спешившись и взяв с собой двух казаков, занял удобную позицию для наблюдения за противником. Заметив, что немцы пытаются зайти в тыл одному из наших пехотных полков, Ирманов выскочил из своего укрытия, стремительно вскочил на коня и на прямо глазах у противника помчался к своим, чтобы предупредить их о нависшей угрозе. Осыпаемый шрапнелью и дождем пуль, Ирманов стрелой долетел до пехотного полка и сообщил сведения, позволившие пехотинцам подготовиться к встречи неприятеля. За этот геройский поступок Ирманов получил третий Георгиевский крест, на этот раз ‒ 2-й степени.
Георгиевский крест 1-й степени Николай Ирманов заслужил менее чем через месяц. 8 сентября, обеспечивая прикрытие отступавшей пехоте, он вместе с другими казаками-разведчиками столкнулся ночью в лесу с отрядом немецких кавалеристов в 20 всадников, за которыми вдалеке виднелись колонны пехоты. Отослав одного казака с донесением, а остальных ‒ следить за ближайшей дорогой, Ириманов вместе с двумя оставшимися с ним казаками дал бой превосходящему отряду противника. Первыми же выстрелами сбив пять всадников, казаки посеяли в рядах вражеского разъезда панику и заставили оставшихся всадников отступить. А вскоре подошла и немецкая пехота, с которой казаки перестреливались до тех пор, пока наше подкрепление не отбросило немцев.
Получив полный бант Николай Ирманов за боевые отличия был представлен к производству в офицерский чин прапорщика. Но вместо этой награды казак-герой попросил у командования прикомандировать его к Николаевскому кавалерийскому училищу. Просьба эта была удовлетворена, Ирманова зачислили юнкером на 5-й ускоренный курс и Высочайшим приказом от 1 февраля 1916 г. он был произведен в прапорщики и продолжил свою службу в части пограничной стражи западного фронта.
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
Источник
Свежие комментарии