Несколько штрихов к психологическому портрету современного "борца за чистоту Православия" ч.1

 http://www.stserafim.ru/index2.php?option=com_content&task=emailform&id=168&itemid=1 

С начала 90-х годов в Церкви стал все более замечаться особый тип верующего-борца, характер-ной особенностью которого было болезненный, если не сказать маниакальный, поиск врагов Православия, пробравшихся в Церковь и мечтающих разрушить ее изнутри, навязав ей всеми правдами и неправдами апостасийные реформы, модернизм и неообновленчество.

Которые-де направлены на разрушение Церкви и на ее растворение внутри новой сверхрелигии антихриста, приход которого что есть мочи приближают масоны. Позже вездесущих врагов Православия стали искать среди названных на французский манер мондиалистов, а в начале 2000-х гг. – в тех же рядах, но именуемых уже по-английски: глобалистов. Основная задача православных в России, по мысли "борцов за чистоту Православия", заключается в противодействии планам последних сделать Святую Русь своим логовом и цитаделью.
В печатных, а теперь и в электронных изданиях, приводится достаточно широкий спектр врагов-глобалистов: это масонские ложи, Ватикан, Всемирный совет церквей (экуменисты), транснациональные корпорации, Международный валютный фонд, Римский и Парижский клубы, и прочая и прочая. Пока врагов искали вовне, все было бы ничего, – ведь враги есть всегда, тем более у такого государства как Россия.
Но вот постепенно, где-то в середине 90-х, вновь стали особенно муссироваться слухи о том, что враги Православия пробрались даже в его сердце – в епископат Русской Православной Церкви, и вот-вот продадут Православие еретикам, католикам и прочим богомерзким силам. Для этого даже создана вроде бы как церковная организация – ОВЦС МП, которая в действительности-де занимается планомерной продажей Православия. В ряде полу-, псевдо – и околоцерковных изданий, ввиду неразвитости в то время интернета, то и дело появлялись материалы о якобы имевшем место тайном переходе в католичество митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова), как будто завещавшего своим ученикам, – среди которых наиболее видное место занимал и по сей день занимает митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, председатель ОВЦС МП, – привести Русскую Церковь к объединению с римским католицизмом. Интенсивность подобного рода публикаций и накал страстей, порожденный ими, производил определенное впечатление на некий срез читающей и готовой проявить активность околоцерковной публики. Стали складываться кружки единомышленников, немногочисленные движения, братства, объединенные общей идеей противодействия "силам зла", среди которых видное место занимали "предатели Православия", окопавшиеся в стенах ОВЦС. Масла в огонь подливали своими инсинуациями бычковы и колпаковы из "Московского комсомольца", – газетки, впрочем, дружно презираемой не только серьезными людьми, но и самими же "борцами".
Возник совершенно специфический образ "борца за чистоту Православия" (далее просто "борца"), к рассмотрению типологии которого я хотел бы пригласить благосклонного читателя. При этом в мою задачу сейчас не входит ни отстаивание правоты Священноначалия, ни полемика с аргументами и теориями "борцов", ни тем более их анализ.
"Борцы" – публика в действительности весьма и весьма разношерстная, они порой придержива-ются воззрений, если не диаметрально противоположных, то не вполне друг с другом сочетаю-щихся. Нельзя сказать, что "борцы" всегда во всем согласны, они часто критикуют друг друга за некоторые убеждения, не имеют никакой структурной организованности, – скорее наоборот, – разобщенность является их отличительным признаком. К ним может относиться основной контингент всевозможных групп царебожников, диомидовцев, душеновцев, антиэкуменистов всех мастей, поборников канонизации Ивана Грозного и (отдельно) Сталина, т.н. зилотов (в основном из монашеской среды). Сразу оговоримся, что рассматриваемый нами "борец" – явление, характерное отнюдь не только для религиозной среды, – вспомним, хотя бы, пламенных большевиков-революционеров, готовых на смерть ради идеи, в которую они уверовали.
Также объединяет "борцов" постоянный алармизм – тревожно-озабоченное состояние, выра-жающееся в перманентном нервозном ожидании предательства Православия со стороны церковной иерархии. Сюда же относится паническое безутешное ожидание пришествия антихриста и конца света. Подчеркну, что именно алармизмом проникнуто большинство памфлетов, написанных "борцами", основную массу которых, впрочем, трудно заподозрить в злонамеренности и неискренности. Непоколебимая, абсолютно искренняя убежденность в собственной правоте и определяет в основном характер термина "борец", – вот почему оно показалось мне наиболее удачным образом для рассматриваемой нами категории лиц. Борцами в советской мифологии назывались непогрешимые вожди партии большевиков во главе с Ульяновым-Лениным, который, по уверению мифотворцев из агитпропа, никогда не ошибался. Такая же уверенность является чертой и нынешних "борцов". Например, рассуждая о бедах нашей Церкви и державы, "борцы" говорят не об их причинах, но об их виновниках. Получается, народ, т.е. мы, ничем не согрешили, мы во всем святы и непорочны. Так выглядит общий для них принцип экстериоризации зла, вступающий в прямое противоречие с евангельским учением о покаянии. Каяться не в чем, – во всем виноваты масоны, экуменисты и глобалисты.
Следующей особенностью, характеризующей способ мышления "борцов", является наличие метаязыка, используемого ими не для обращения к интеллекту собеседника, а к скрытым пластам его подсознания, т.е. к психике. Точно так же алармизм – явление психологического характера. Именно в силу обращенности этого метаязыка к психике, к эмоциональной сфере, а не к разуму, становятся бессмысленными научно-богословские баталии с "борцами", поскольку разговор в таком случае ведется на разных языках. Психические ощущения не поддаются разубеждению, и сколь бы не был искусен и эрудирован полемист, пытающийся на языке интеллекта опровергнуть панический алармизм "борцов", – он не добьется успеха. Убежденность в том, что в иерархии засели изменники Православия, мечтающие объединиться с католиками и протестантами, сильна постольку, поскольку вне-разумна. Ибо идеи, которыми оперирует обычное дискурсивное мышление, могут быть опровергнуты путем четкой аргументации и предъявлением фактов, в плоскости же психической деятельности ни аргумент, ни факт не имеют никакого значения, ибо то, что я чувствую, может быть, никто никогда не почувствует, а доказать чувство невозможно.
Проиллюстрирую данное наблюдение на примере одной житейской истории. К знакомому свя-щеннику подходит в храме женщина и спрашивает, как могло получиться, что Патриаршим Ме-стоблюстителем был избран митрополит Кирилл? Батюшка интересуется, в чем конкретно она с ним не согласна. Та отвечает, что вообще-то ни в чем, но "ведь он какой-то не такой".
Метаязык "борцов" отличается, как и в ряде тоталитарных сект, наличием ключевых понятий-знаков, которые, вербализируясь, провоцируют у них цепь актов психической деятельности, как то: эмоции гнева, негодования или, напротив, уважения и солидарности. Достаточно произнести такие, к примеру, слова, как: "экуменизм", "Ватикан", "глобализм" с одной стороны, и "государь-император", "старцы", "Третий Рим" с другой. Ключевые понятия могут явиться причиной "пяти-минуток гнева", а в других случаях вызывать у "борца" благодушное настроение.
Именно в силу преобладания эмоционально-психической активности над интеллектуальной, у указанного сорта людей наблюдаются и другие особенности, порождающие проблемы иного рода. Многие "борцы" чаще всего оказываются неспособными к творческой и вообще к успешной профессиональной деятельности, к созданию семьи, к послушанию, у них заметны неуравновешенность, быстрая смена настроения, отсутствие дисциплины. Проведя недолгий поиск по маргинальным блогам и форумам, посвященным тематике предстоящего Поместного Собора, убеждаешься, что наиболее ретивые и непримиримые противники экуменизма и контактов с еретиками сидят в интернете почти круглые сутки. Когда же им работать, заниматься семьями и т.п.?
Неразвитость интеллектуальной деятельности головного мозга, компенсируемая многоразличными психическими явлениями, зачастую перерастающими в фобии, навязчивые состояния, манию преследования, делает подобных людей практически неспособными к диалогу, – они просто не испытывают в нем потребности, будучи a priori уверенными в конечной правоте своих душевных переживаний, выражающихся, как правило, в длинных монологах. Отсюда происходит потрясающая некомпетентность ряда борцов, с легкостью дерзающих при этом рассуждать на богословские, канонические и церковно-исторические темы. Невзирая на очевидную абсурдность и нелепость церковно-исторических и канонических конструкций бывшего Чукотского епископа Диомида (Дзюбана), его писания нашли своих немногочисленных, но довольно крикливых сторонников, ибо их привлекли не четко аргументированные знания, а аура того самого "борца", – такого же, как они сами.
В процессе богословской беседы эти люди легко могут приводить для оправдания своей позиции политические и исторические аргументы, нимало не испытывая неловкости за нечувствие границ применимости данного рода формулировок в рамках богословского диспута. Говоря о подвигах или учении святых, они могут выхватывать из контекста одни мысли и события, оставаясь при этом равнодушными к другим, способным сделать их доводы шаткими. Получается, что цель у них, как и у ранних иезуитов, оправдывает средства. Так, например, в некоторых московских храмах можно купить диск "Беседы о языке истинном и ложном" д.ф.н. Татьяны Мироновой, в котором автор без обиняков заявляет, что оригинальным языком Нового Завета является церковнославянский (!), а русское Синодальное издание Библии, мол, подготовлено на основе масонских (sic!) переводов Священного Писания. Т. Миронова уверяет, что апостол Павел в Послании к Римлянам (13, 1) призывает к послушанию только православной власти, ибо только она – от Бога, и никакая другая. Автор не может не знать, что апостол подчинялся римской языческой власти, во времена, когда о православной власти не могло быть и речи. А потому, дерзая ложно толковать Священное Писание, автор погрешает смертно, но не грех страшен Т. Мироновой, – у нее самовнушенная мнимо-пророческая сверхзадача, на которую категория греха, видимо, не распространяется.
В этом аспекте главное то, что "борцы" провозглашают идеи, в которые они веруют, что отличает их просто от мнений. Так идеи становятся верованиями, которыми они по своей природе быть никак не должны, если вспомнить известную работу Х. Ортеги-и-Гассета.